Эшли Уивер - Странная месть

Все молчали, точно громом пораженные. Я оглядела стол. Взоры всех присутствующих, кроме мистера Уинтерса, были устремлены на Изабель. Тот опустил глаза и смотрел в тарелку.

Как обычно, первой очнулась Беатрис.

– И что же было в этом письме? – спросила она.

– С учетом всех обстоятельств то было очень доброе письмо, – ответила Изабель. – Там говорилось, как он страдал все эти годы и хотел освободиться от мук. Он также написал, что не является убийцей. «Возможно, Эдвин тоже хотел освободиться, – писал он. – Погибнуть, но только не от моей руки».

Все молчали и ждали продолжения.

– Поэтому я и обращаюсь к вам за помощью, – пояснила Изабель. – Кто-то из вас знает правду. И я узнаю ее, это лишь вопрос времени.

– Какого черта? Я так и не понял, на что ты намекаешь, – воскликнул Реджи.

Мисс Ван Аллен осмотрела присутствующих. Теперь ничего похожего на тихую грусть, какую я видела накануне за завтраком, в ее взгляде не наблюдалось. На бледном лице глаза горели гневным огнем и, казалось, так и прожигали насквозь.

– Я хочу сказать, что Эдвин Грин был действительно убит. И если Брэдфорд невиновен, значит, убил его кто-то из вас.

– Сдается мне, что Изабель ошиблась с призванием, – заметил Майло, вынимая запонки из манжет в моей спальне. – Из нее с этой склонностью к напыщенной театральности могла бы получиться превосходная актриса.

Как и вчера вечером, Изабель, сделав это скандальное заявление, извинилась и вышла из комнаты, оставив нас в полном замешательстве.

На Майло этот спектакль, разыгранный мисс Ван Аллен, не произвел впечатления, чего никак нельзя было сказать об остальных. Со всех сторон посыпались самые жаркие отрицания. Реджи и Беатрис сошлись во мнении, что Изабель лжет, фабрикует еще одну сказку ради своей второй книги. Но я отчетливо ощущала, что всеми присутствующими овладел страх.

– Все это лишь приведет к новым неприятностям, – с тревогой произнесла Лаурель, когда мы выходили из залы. – Боюсь, что теперь случится что-то ужасное.

Я разделяла тревогу моей кузины, поскольку ничего хорошего из заявления о том, что один из гостей Лайонсгейта является убийцей, выйти явно не могло. Неужели такое возможно? Или же Изабель снова пытается использовать трагедию в своих интересах?

– Ты и правда считаешь, что Эдвина Грина убил кто-то другой? – спросила я мужа.

– Ты, наверное, забыла, дорогая, что смерть мистера Грина была официально признана жюри коронеров несчастным случаем. – Майло небрежным жестом швырнул обеденный пиджак на стул, что, несомненно, должно было вызвать крайнее неодобрение Паркса. – Изабель только и мечтает о том, чтобы устроить сцену.

– Но зачем Изабель вернулась? Разве не для того, чтобы что-то разузнать?

– Она пишет новую книгу, хочет внести в свой труд нечто новое, ей нужна свежая пища для измышлений. И нет лучше способа получить ее, чем вернуться с утверждением, что убийца еще на свободе. Нет, Эймори, только не говори мне, что ты поверила в эти ее дикие россказни.

Я подумала о письме, которое Изабель получила от Брэдфорда Гленна. Зачем вообще ему понадобилось писать ей? Может, хотел очистить свое имя от грязи перед смертью? Но почему тогда Изабель потребовалось целых шесть лет, чтобы отреагировать на него и приступить к активным действиям?

Нет, здесь явно что-то не так. Если бы то действительно был несчастный случай, вряд ли гости так испугались слов мисс Ван Аллен – однако сегодня вечером страх и гнев определенно охватили всю компанию, стали ощущаться почти физически. Страх был не беспочвенным, и их взволновала не только угроза скандала. Нет, эти люди хранили какие-то секреты и страшно не хотели их раскрывать, и смерть Эдвина Грина произошла вовсе не в результате несчастного случая.

Мне оставалось лишь надеяться, что Лаурель не застряла в этой паутине лжи, которую неустанно плетут остальные. Возможно, мне удастся помочь. Ведь как-никак, а у меня за спиной два успешно раскрытых дела.

Самая главная проблема в этом расследовании заключалась в том, что прошло слишком много времени. И что все участники и свидетели той драмы крайне неохотно вспоминают прошлое. Я также понимала: на разнящиеся отчеты о произошедшем той ночью сильно влияло личное восприятие, и воспоминания эти наверняка были очень искажены под воздействием алкоголя или наркотиков, а может – и того, и другого. Сколько они запомнили из того, что произошло, сколько небылиц могло возникнуть на основе их неполных отрывочных знаний и личностных предубеждений? Имелись также все основания полагать, что один или даже несколько из них лгали, чтобы защитить себя или друг друга. Сложная и путаная получалась картина.

Вероятно, самый оптимальный подход состоял в том, чтобы сравнить разные показания и посмотреть, какие аспекты этой драмы подтверждаются другими участниками. Есть также возможность порасспрашивать кого-то еще, кто тогда находился здесь, наверно, слуг. Что ж, это задание можно поручить Винельде. А сама я уж как-нибудь найду предлог побеседовать с местным доктором. Может, он поведает мне больше о смерти Эдвина Грина.

Я подняла голову и увидела, что Майло пристально на меня смотрит. Я вскинула брови и попыталась принять самый невинный вид.

– Ну что, затеваешь на свою голову новые неприятности? – спросил он. – Узнаю это выражение на лице, хорошо мне знакомое.

– Ничего подобного, – возразила я. – Ты понятия не имеешь, о чем я сейчас думала. Размышляла, стоит ли заказать новое платье из Парижа.

Майло покачал головой:

– Прекрасно знаю, с каким выражением ты размышляешь над заказом платьев из Парижа. И это совсем не то.

Меня раздражала его способность читать мои мысли… как книгу – лучшего сравнения, пожалуй, не подобрать.

– Ну, если ты такой умный, тогда скажи, о чем я сейчас думала?

– Ты пыталась найти оптимальный способ собрать достоверную информацию о том, что произошло тогда ночью. Люди, которые там присутствовали, свидетели ненадежные. Особенно если в их интересах – лгать напропалую. Ну и вот ты старалась придумать способ узнать правду из рассказов о событиях той ночи.

Я подивилась точности его суждения, но решила в этом не признаваться.

– Да, и в этом направлении тоже размышляла немного, – неохотно проговорила я.

Майло понимающе улыбнулся:

– Ты, наверное, уже поняла, лично я считаю эту затею никчемной и даже опасной. А потому больше всего на свете мне хочется схватить тебя в охапку и умчать в Лондон.

Я удивленно на него уставилась.

– Однако, – продолжил он, – я знаю, как ты не любишь, когда тебя хватают в охапку и тащат куда-то. И поэтому у меня нет другого выхода, кроме как остаться здесь и постараться свести риски к минимуму.