Агата Кристи - Десять негритят

– Это здесь, сэр, вот здесь…

Роджерс распахнул дверь столовой. Доктор вошел. Дворецкий последовал за ним и закрыл дверь.

– Ну, – спросил Армстронг, – в чем дело?

Горло Роджерса вздрогнуло – он силился сглотнуть. Наконец выпалил:

– Здесь творится такое, сэр, чего я не понимаю.

– Такое? Какое такое? – отрывисто спросил Армстронг.

– Вы решите, что я спятил, сэр. Скажете, что это чушь. Но этому должно быть какое-то объяснение, сэр. Должно. Иначе какой же смысл?

– Да объясните же толком, в чем дело! Хватит говорить загадками.

Роджерс снова сглотнул.

– Те фигурки, сэр… Посреди стола. Фарфоровые. Их десять… то есть было десять. Могу поклясться, что их было десять.

– Да, десять, – подтвердил Армстронг. – Мы все их пересчитывали вчера за ужином.

Роджерс подошел ближе.

– В том-то и дело, сэр. Вчера вечером, когда я убирал со стола, их было девять, а не десять. Я заметил это и подумал, как это странно. Но больше я тогда ничего не подумал. И вот, сэр, сегодня утром… Накрывая к завтраку, я не обратил на них внимания. Был расстроен и все такое прочее. И вот, сэр, я прихожу убираться… Взгляните сами, убедитесь. Их восемь, сэр! Всего восемь! Но почему? Всего восемь негритят…

После завтрака Эмили Брент предложила Вере Клейторн вместе подняться на вершину и посмотреть оттуда лодку. Девушка согласилась.

Ветер посвежел. На море появлялись маленькие белые барашки. Ни одной рыбацкой лодки не было видно – и моторки тоже.

Деревни Стиклхэвн тоже видно не было, только холм над ней, – вход в бухту загораживала большая красноватая скала.

– Человек, который привез нас сюда вчера вечером, казался таким надежным, – сказала Эмили Брент. – Странно, что он не появился сегодня утром.

Вера не ответила. Она боролась с приступом паники.

Про себя девушка сердито твердила:

«Сохраняй спокойствие. Это совсем на тебя не похоже. У тебя всегда были крепкие нервы».

Вслух же она через минуту-другую сказала:

– Хоть бы он поскорее приехал. Мне… мне так хочется убраться отсюда.

– Как и всем нам, – сухо ответствовала мисс Брент.

– Дикая ситуация… – вздохнула Вера. – Просто… просто бессмысленная.

Пожилая женщина решительно произнесла:

– Я очень сердита на себя за то, что попалась на их приманку. То письмо – полная ерунда, если взглянуть на него критически. Но когда я прочла его в первый раз, у меня даже сомнений не возникло.

– Да, конечно, – машинально буркнула мисс Клейторн.

– Люди слишком доверчивы, – выдала Эмили Брент.

Вера ответила глубоким судорожным вздохом и спросила:

– Вы правда думаете так – как вы говорили за завтраком?

– Нельзя ли поточнее, моя милая? Что именно я говорила?

– Вы вправду думаете, что Роджерс и его жена убили ту старую леди? – тихо произнесла Вера.

Эмили Брент долго задумчиво смотрела на море. Потом сказала:

– Лично у меня нет никаких сомнений. А у вас?

– Не знаю.

– Все говорит за то. Иначе с чего бы женщине падать в обморок? А ее муж в ту же секунду уронил поднос с кофе, помните? Потом, когда он заговорил, сразу было видно, что он врет. О, да, я уверена, что они виновны.

– У нее был такой вид – она своей тени боялась! – заметила Вера. – Никогда не видела такой перепуганной женщины. Наверное, ее всю жизнь мучили угрызения совести…

Мисс Брент тихо промолвила:

– Я помню текст, который висел в моей детской, когда я была маленькой девочкой. «Испытаете наказание за грех ваш» [10] Числ. 32:23. . И это чистая правда. «Испытаете наказание за грех ваш…»

Вера порывисто встала.

– Но, мисс Брент… мисс Брент… в таком случае…

– Да, моя дорогая?

– Остальные? Как же быть с остальными?

– Я не совсем вас понимаю.

– Остальные обвинения – они же не взаправду? Хотя, если про Роджерсов все верно… – Она умолкла, не в силах справиться со смятением.

Озадаченно нахмуренный лобик мисс Брент разгладился.

– О, я поняла. Возьмите хотя бы того же Ломбарда. Он сам признал, что бросил умирать двадцать человек.

– Но ведь то были дикари… – возразила мисс Клейторн.

Эмили Брент резко бросила:

– Белые или черные, все они наши братья.

«Черные братья… наши черные братья… – подумала Вера. – Ой, не могу, сейчас расхохочусь. У меня истерика. Я не в себе…»

Мисс Брент между тем задумчиво говорила:

– Конечно, многие другие обвинения и мне показались надуманными и смешными. К примеру, против судьи, который просто исполнял свой долг перед обществом. Или против того человека из Скотленд-Ярда… Да и против меня самой тоже.

Помолчав, она заговорила снова:

– Естественно, учитывая обстоятельства, я ничего не стала говорить вчера вечером. О таких вещах не следует говорить в присутствии джентльменов.

– Почему?

У Веры проснулся интерес. Мисс Брент невозмутимо продолжила:

– Беатрис Тейлор была моей горничной. Дурная девушка – к сожалению, я выяснила это слишком поздно. Я очень в ней ошиблась. У нее были такие приятные манеры, она была старательной и опрятной… Сначала я была ею довольна. Но все это оказалось сплошным притворством! Распущенная девчонка без всякого представления о морали. Отвратительно! Я не сразу поняла, что она, как это называется, «в беде». – Эмили Брент помолчала, ее деликатный носик негодующе сморщился. – Я была буквально шокирована. При таких приличных родителях, которые воспитывали ее в строгих правилах… Я рада, что они тоже не стали потворствовать ее поведению.

– Что произошло? – спросила Вера, глядя в упор на мисс Брент.

– Разумеется, под моею крышей она не осталась и часу. Никто и никогда не сможет уличить меня в том, что я потворствую аморальности.

– Что произошло с нею? – еще тише спросила девушка.

– Этому падшему созданию, – ответствовала мисс Брент, – оказалось мало одного греха, и она совершила второй, куда более тяжкий. Лишила себя жизни.

Пораженная ужасом, мисс Клейторн прошептала:

– Она убила себя?

– Да, бросилась в реку.

Вера вздрогнула и взглянула на тонкий безмятежный профиль мисс Брент.

– Что вы чувствовали, когда узнали об этом? Вам не было ее жаль? Вы не винили себя?

Эмили Брент выпрямилась.

– Я? Мне не в чем себя упрекнуть.

– Но это же вы… ваша жесткость… довела ее до этого, – выдохнула Вера.

– Ее поступок – ее грех – вот что довело ее до этого, – отрубила пожилая дама. – Если бы она вела себя так, как это положено порядочной и скромной молодой женщине, ничего бы с ней не случилось.

И она повернулась к Вере лицом. Ни тени раскаяния, ни следа душевных мук не было в ее взгляде. Только жестокое сознание собственной безгрешности. Эмили Брент сидела на самой вершине Негритянского острова, закованная в непроницаемую броню собственной добродетели.