Эдмунд Криспин - Лебединая песня. Любовь покоится в крови

— Потому что не может ни заплатить за рукопись, ни найти ее без помощи миссис Блай.

— Да, сэр. Все сходится — по крайней мере, на первый взгляд.

Они замолчали. С крикетной площадки доносились удары биты по мячу и вялые аплодисменты. Время от времени кто-то из игроков сбивал калитку с перекладины или устраивал «кот-аут»: реакция публики в обоих случаях была примерно одинаковая.

— Единственное, чего я не понимаю, сэр, — задумчиво добавил Стэгг, — каким образом тут замешан Лав.

— Помните, в его незаконченной записке есть фраза: «…которые нельзя охарактеризовать иначе, как откровенное мошенничество»? Когда люди говорят, мол, что-то нельзя «охарактеризовать иначе, как», обычно они подразумевают, что другие могут посмотреть на это дело не так. Я думаю, Лав имел в виду какие-то неприглядные действия, которые не противоречат закону напрямую, но сомнительны с точки зрения морали.

— Например, покупка рукописи у старушки, не знающей ее настоящей ценности, за сотню фунтов, хотя она стоит миллион?

— Да. Видимо, Лав узнал о готовящейся сделке и решил рассказать миссис Блай, что на самом деле находится у нее в руках. Вот почему он спрашивал о ней в «Маяке».

— И вот почему его убили. Да, такие деньги могут толкнуть человека на убийство, и если Лав пытался ставить палки в колеса… Тут есть нестыковка. Манускрипт собирался купить Сомерс, но он не мог убить Лава. Медики говорят, что убийство произошло не ранее десяти часов. Но с десяти до одиннадцати, когда Сомерса нашли мертвым, он пятьдесят пять минут заполнял свои отчеты. Сомерс просто физически не мог за пять минут добраться до дома Лава, убить его и снова вернуться в учительскую комнату.

— Не забывайте, — мягко напомнил Фен, — что Лав написал о двух коллегах, замешанных в мошенничестве.

— Ах, да. Это выпало у меня из памяти. Простите, сэр, но если Сомерс вступил с кем-то в сговор, тогда все выглядит странно. Это ставит под сомнение те мотивы, о каких мы только что говорили, — относительно убийств самого Сомерса и миссис Блай. Какой смысл было убивать ее, если оба сообщника могли заплатить ей деньги? А они, как мы знаем, могли. Что касается Сомерса…

— Возможно, кто-то вел двойную игру, — предположил Фен.

— Не исключено. — Было ясно, что Стэгга беспокоит эта тема. — В общем, в связи с новой информацией я должен предпринять определенные шаги. Во-первых, обыскать весь коттедж снизу доверху, а во-вторых, удостовериться, что именно Лав был тем человеком, который расспрашивал в «Маяке» о миссис Блай.

Он достал носовой платок и вытер свое красное лицо.

— И еще, сэр. Есть ли вероятность, что эти рукописи — подделка?

— Я много об этом думал, — ответил Фен. — Вопрос интересный. И мой ответ — нет. Тут две возможности. Первая — современная подделка, в которой, так или иначе, замешаны миссис Блай и мистер Тавернер. Но мне это кажется невероятным. Деревенский плотник и пьяная старуха фабрикуют рукопись Шекспира? Помилуйте.

— А они являлись посредниками?

— Вряд ли. Но взгляните на финансовую сторону. Три человека, долгие недели упорного труда — и сколько они за это просят? Жалкую сотню фунтов.

— На сей счет у нас есть лишь слова Тавернера.

— Не только. Сомерс снял в банке сотню фунтов. Я беседовал с Тавернером и уверен, что он говорил чистую правду и все произошло именно так, как он сказал. Остается другая возможность — когда-то в прошлом некий шутник с извращенным чувством юмора спрятал в очаге свою подделку, чтобы одурачить тех, кто ее найдет.

— Вряд ли, сэр, — возразил Стэгг. — Шутники всегда любят посмотреть на то, какой эффект произведут их шутки.

— Согласен, звучит нелепо и неправдоподобно. Я всего лишь говорю, что подобная возможность существует. Но самый главный аргумент против данной версии — миниатюра, подлинная вещь Елизаветинской эпохи. Прятать ее вместе с фальшивыми бумагами только для того, чтобы создать колорит эпохи — это уж чересчур.

Суперинтендант вытащил из кармана медальон и внимательно рассмотрел его.

— Как вы думаете, сэр, — он почтительно понизил голос, — это он?

— Может быть, — ответил Фен.

— Не похоже на те портреты, какие я видел раньше.

— Пожалуй. Здесь великий бард моложе, чем на стрэтфордском бюсте или гравюре Дройсхута, где он смахивает на свинью. Кроме того, я не верю, что бюст в Стрэтфорде действительно изображает Шекспира: такой человек не мог бы написать «Короля Лира». — Фен выпрямил спину. — Никаких подделок, мой дорогой Стэгг. Я уверен. Только подумайте — Стрэтфорд совсем рядом. — Профессор снова откинулся на скамейку. — Его письма, — мечтательно пробормотал он. — Они могли бы многое прояснить в сонетах. Неужели эта ужасная женщина действительно их уничтожила? И кто жил в этом доме в последнее десятилетие шестнадцатого века? В церковных книгах должны остаться записи. Наверное, какая-нибудь смазливая девица, к которой он ездил, когда уставал от Анны. Молодая красотка. В одна тысяча пятьсот девяносто третьем году ему было двадцать девять.

Но Стэгг не собирался погружаться в пучины сомнительных версий.

— Насчет подделок и прочего — есть еще один момент, сэр, о котором я хотел бы упомянуть. Собирая сведения о местных людях, я узнал много странных вещей, и одна из них — то, что Гэлбрейт, секретарь директора, увлекается старыми манускриптами и хорошо разбирается в подобном.

— Правда? — воскликнул Фен. — Интересно, не говорил ли с ним Сомерс на эту тему? Вряд ли он стал бы выбрасывать сотню фунтов неизвестно на что. Надо будет спросить его, когда мы увидимся. Но что я действительно хотел бы знать — кто жил в том коттедже.

— А я, — мрачно промолвил Стэгг, — хотел бы выяснить, кто совершил убийства.

— Ваши отчеты об алиби уже готовы?

— Они в этом портфеле.

— Прекрасно, — кивнул Фен. — Так чего мы ждем?

Стэгг открыл портфель и достал пачку аккуратно исписанных листов.

— Результаты не слишком впечатляющие, сэр, — заметил он. — Конечно, мы отсеяли множество людей, но у нас осталось четверо — или скорее три с половиной.

— С половиной? — удивился Фен. — Кого вы имеете в виду? Надеюсь, не ученика?

— Нет, нет, сэр. Человека, который мог убить Лава, но не Сомерса. Я говорю про Гэлбрейта.

Профессор усмехнулся:

— Гэлбрейт не убивал Лава. — Ему только теперь пришло в голову, что Стэгг, похоже, вообще не понимает, что происходит. — Какое у него алиби?

Стэгг пролистал бумаги и нашел нужную запись.

— Он говорит, что весь вечер с половины восьмого находился у себя дома. Поскольку он не женат, ему ничего не стоило выйти и вернуться незамеченным.

— Где Гэлбрейт живет?

— В Снэгсхилле. Недалеко отсюда. Как и большинство учителей. В половине одиннадцатого он позвонил капеллану, чтобы уточнить детали утренней службы, и заметил какие-то нестыковки. Поэтому приехал сюда, чтобы обсудить проблему с доктором Стэнфордом, и находился здесь с десяти сорока пяти до тех пор, пока не обнаружили убитых. Понимаете, что это означает? Ведь Сомерса убили почти в одиннадцать.