Фредерик Браун - Смерть тоже ошибается…

— Тогда зачем беспокоиться?

— У тебя есть идеи получше?

— Нет, признался я. — Только что поесть и поспать. Я умираю с голоду.

Мы нашли открытый ресторан на пересечении Шестой улицы и Уайн-стрит и поели. Потом поселились в отеле на Фаунтин-сквер, где сняли номер на двоих. Дядя Эм попросил разбудить нас в девять часов.

— Тебе нет смысла вставать в девять, Эд, — сказал он уже в комнате. — С «Билбордом» я лучше разберусь один. Разбужу тебя, когда вернусь. Так ты сможешь поспать на час-два дольше.

— Прекрасно, — промолвил я. — Но не позволяй мне спать слишком долго. Я должен вернуться в Форт-Уэйн к семи, чтобы встретить Риту.

— Не волнуйся, Эд. Вернешься.

Дядя Эм выключил свет и лег.

— После целого сезона на койке, — простонал он, — я не засну на такой мягкой постели. У меня ощущение, будто я тону.

Но когда через минуту я задал ему вопрос, он уже спал.

Я услышал звонок телефона в девять часов, но, вспомнив, что мне пока не нужно вставать, снова попытался заснуть. Однако как только звонки прекратились, дядя Эм принялся трясти меня за плечо. Я открыл глаза и спросил:

— Какого черта? Ты же сказал, я могу…

И тут я заметил, что он полностью одет. Дядя улыбнулся:

— Уже полдень, парень. Тебе пора выкатываться, если хочешь быть уверен, что вовремя вернешься в Форт-Уэйн.

Я сел на край кровати и увидел у дяди в руках какой-то сверток. Он бросил его на стул, куда я вчера повесил одежду. Только вот моего костюма там не было.

— Тебе незачем торопиться, поезд в два часа, — произнес он. — Но ехать с пересадкой, и поезд придет незадолго до семи, так что я подумал, до выхода тебе нужно будет привести себя в порядок. Отельные служащие гладят твой костюм, его вернут к тому времени, как ты примешь душ.

Дядя Эм развернул сверток, и я увидел в нем новую рубашку, носки, нижнее белье и красивый галстук.

— Ты прекрасный человек, дядя Эм! — воскликнул я.

— Разумеется. Но я уже три часа на ногах, и мне бы не помешал завтрак.

Только когда я принял душ и уже надевал отглаженный костюм, который принес коридорный, я вспомнил о «Билборде» и спросил, как прошел визит туда.

— Как я и думал, Эд. Не лучше и не хуже. Имя — Джон Уилкинс, что, на мой взгляд, почти то же самое, что Джон Смит. Адрес — до востребования, почтовое отделение Луисвилла, штат Кентукки. Объявление поступило по почте, за него заплатили авансом, наличные были приложены к письму. Согласно записям, на объявление пришел ответ, и его переслали на адрес до востребования.

— Луисвилл, — промолвил я. — Это было примерно в то же время, когда мы там выступали, не так ли?

— Точно. Мы открылись в Луисвилле в понедельник пятого августа, через два дня после первого выпуска журнала, в котором было дано объявление. Да, связь с цирком Хобарта существует, Эд.

— А если ответ поступил после того, как мы покинули Луисвилл? Объявление печаталось в течение трех недель, а мы провели там только одну.

— Тот, кто дал объявление, сменил бы адрес на «Эвансвилл, до востребования», потом на «Саут-Бенд, до востребования». Но он получил ответ сразу, поскольку Фло показала объявление Лону третьего августа.

Пока мы завтракали, я спросил дядю Эма, позвонил ли он Фло Червински, как обещал. Он поблагодарил меня за напоминание и позвонил ей с телефона в холле, как только мы покончили с завтраком. Затем мы побрились в парикмахерской отеля, потому что не взяли с собой бритвы, и к двум часам отправились на вокзал.

В поезде дядя Эм долго молчал. Я прислушивался к стуку колес и думал о том, что скоро увижу Риту.

Наконец дядя Эм вынул из кармана конверт и начал что-то писать карандашом на его оборотной стороне. Он писал по одному-два слова, останавливался, прибавлял еще по одному или два слова.

— Парень, когда убили Лона? — спросил он.

— В четверг, — ответил я. — В Эвансвилле. Вчера было ровно две недели. Значит, пятнадцатого августа. А… подожди, наверное, шестнадцатого, потому что его убили после полуночи. Ну да, в пятницу, шестнадцатого.

В середине конверта у него была запись: «Убит Л. С.», и он добавил после этого: «15».

— Если это была ночь четверга, — сказал дядя Эм, — будем считать это четвергом, неважно, до или после полуночи. А Сьюзи?

— Она пропала в ночь нашего первого дня в Форт-Уэйне — в прошлый понедельник, двадцать шестого. В бассейне обезьяну нашли днем во вторник, но убили ее в ночь понедельника.

Он добавил «26» к следующей записи.

— А Джигабу — позавчера, в среду, двадцать восьмого. — Дядя сделал новую запись. — А когда ты видел Сьюзи — или ее двойника — в окне фургона?

— Той же ночью, когда убили Джигабу.

— Что у нас еще есть? Лон уехал из Цинциннати… за сколько дней до того, как нашли его тело?

— Видимо, он уехал десятого, в субботу. Это был наш второй день в Луисвилле. — Я смотрел, как дядя Эм делает соответствующую запись перед «Л.С. убит», в хронологическом порядке — «Л.С. уехал из Цин. — 10-го».

— Туда можно добавить еще одну дату, самую раннюю, — произнес я. — Третье августа. Дата выхода «Билборда», в котором миссис Червински показала Лону частное объявление.

Дядя записал: «Лон видит объявл. — 3-го», — и посмотрел на слова.

— И если он ответил на объявление сразу же, — сказал он, — а я думаю, так и было, письмо дошло бы до почтового отделения Луисвилла пятого числа, в понедельник, когда в Луисвилл приехал цирк. Парень, все сходится, но неизвестно, что это означает.

— Когда было дано объявление, цирк находился во Франкфорте, штат Кентукки, — сказал я. — Это самая ранняя дата, которую мы можем связать с делом. Конец июля. Или за неделю до этого — Лексингтон, штат Кентукки.

Дядя Эм сделал еще одну запись, принялся рассматривать список. Я тоже уставился на его записи, но не увидел ничего, чего не знал бы раньше. Разве что мне стало ясно, что кто-то из цирка, из нашего цирка, опубликовал объявление в «Билборде», связался с Лоном, договорился с ним о чем-то, что привело к его отъезду из Цинциннати десятого числа, а пять дней спустя лилипут был найден мертвым в Эвансвилле — через четыре дня после того, как туда прибыл цирк. Мы так и не выяснили, чем Лон занимался в течение пяти дней до этого.

Поезд доехал до Лимы, и мы вышли из вагона, чтобы пересесть на «Пенсильванию», которая повезла бы нас обратно в Форт-Уэйн. Между поездами был перерыв, и мы с дядей заказали кофе в кафе напротив вокзала. Дядя Эм снова достал конверт и положил его на стол, чтобы нам обоим было хорошо видно.

— Эд, здесь есть принцип, — произнес он. — Должен быть. Но мы его не установили, потому что у нас нет последнего фрагмента. Есть нечто, что можно добавить к этой картине, и тогда все остальные фрагменты сложатся вместе.