Йорг Маурер - Убийственная лыжня

— Нет, — продолжил Холльайзен, — она в истерике, кричит и утверждает, что она не добровольно поехала вниз. Я думаю, что ее не стоит воспринимать всерьез. Она говорит, что хотела согреться в карете и что таинственный, молчаливый, совершенно закутанный незнакомец неизвестно откуда появился и насильно увез ее.

— Ага. Обратила ли она внимание на что-то особенное у таинственного незнакомца? — спросил Штенгеле.

— Нет. Только то, что на незнакомце была лыжная шапочка с прорезями для глаз.

— И опять незнакомец. Может быть, в этой истории что-то кроется? — спросил Еннервайн.

— Я не совсем уверен, — сказал Холльайзен. — В конце она мне еще что-то кричала, типа: «Пропасти! В этой местности я все время попадаю в пропасти!»

— А как она еще будет кричать, — сказал Штенгеле, — когда узнает, что рогатые сани в конце полностью разлетелись о новую «альфа-ромео» Джекли Бауера. Очень большие повреждения. Может быть, боится, что ей придется самой за все платить.

— Но главное, что у нее все нормально, — сказал Еннервайн. — Но мы не будем упускать ее из вида.

Штенгеле покачал головой:

— Что вообще могло бы произойти! Что собственно говорит против тезиса взаимосвязи между обоими покушениями?

— Ответ, к сожалению, такой, — сказала Мария, — что мы сможем это оценить только при третьем покушении.

— Хватит домыслов, — заявил Еннервайн. — Мы раскроем оба покушения, кем бы они ни были совершены.

— Может быть, — добавила Николь Шваттке, — мы сможем ограничить круг подозреваемых, если предположить, что между ними имеется содержательная связь. Оба покушения были направлены против спорта, против досуга, против иностранного туризма, против турпоходов, собственно против всего, что имеет большое значение для этого курорта.

— Вы имеете в виду какого-то активиста организации «Гринпис»? — предположила Мария Шмальфус. — Речь может идти о радикальном защитнике природы, представителе экологического Талибана? Например, об охотнике-фундаменталисте, возжелавшем наконец тишины и спокойствия в лесных угодьях? Я вспомнила этого Вилли Ангерера, вы знаете, того, с огромными усами и зонтиком в чехле от ружья. Нам следует проверить его алиби.

— Ангерер? — возразил Холльайзен со смехом. — Старший лесничий Ангерер может быть нашей Куницей? И он после первого покушения со спокойной душой идет к нам в участок и своей теорией о выстреле направляет подозрение на самого себя?

— Может быть, — пробормотала Мария. — В этом нет ничего нового.

— Так как мы уже затронули тему алиби, — сказала Николь Шваттке, показав на стопку лежащих перед ней листков, — я проверила все новогодние алиби участников этого исторического турпохода.

— Давайте угадаю: у всех оно есть.

— Верно. У менеджеров так и так. В новогодний день у них было много разъездов, либо на корпоративные встречи, либо на приключенческие мероприятия, понятно, что они могли назвать массу свидетелей. Сотрудники агентства «Impossible», как, например, этот Пьер Брис, они также участвовали в таких приключенческих походах, разбросанные по всему свету, но всегда со свидетелями. Единственный, кто в новогодний день был здесь, на лыжном стадионе, был — минуточку — Беппи Фишер, цитрист, но он играл в ВИП-зоне, в совершенно отгороженной ложе. — Николь Шваттке удивленно подняла брови. — Когда я его спрашивала о свидетелях, его начало немного заносить. Он сказал, чтобы я позвонила Францу Беккенбауэру или Жаку Рогге — или папе римскому.

— А что вы тогда сделали?

— Стукнула его резиновой дубинкой по башке, и тогда он мне назвал свидетелей.

— Это похоже на знаменитый вестфальский юмор, — заметил Штенгеле.

— Ах да, еще кое-что, — продолжила Николь. — Эта Ильзе Шмитц в новогодний день также была в долине Лойзах. Она, правда, с другой фирмой, участвовала в каком-то другом приключенческом походе, при этом она свалилась в ущелье Хелленталь, и после этого, согласно врачебной справке, у нее был сильный грипп.

— Опять эта Ильзе Шмитц, — сказал Еннервайн. — Мы действительно должны не упускать ее из виду.

— Я бы, чует мое нутро, исключила всех, имеющих дело с «Impossible», — сказала Мария. Все усмехнулись, так как доктор фрау Шмальфус была самая интеллигентная сотрудница в команде. — Это ненормальная публика, — продолжила она. — Но они все хотят сделать карьеру менеджера, а не изображать серийных убийц. Их привлекает игра с экономической властью, а мы, представители государственной власти, для них не соперники. И еще кое-что: они получают кайф от того, что они подвергают опасности самих себя, а не других.

— Но на сто процентов вы не исключаете организаторов или участников этого похода? — спросил Штенгеле.

— Нет, конечно, нет. Но на девяносто процентов. Это как раз проблема при профайлинге. Все время речь идет о вероятности.

— А теперь к вам, Холльайзен, — сказал Еннервайн. — Вы уже составили список местных жителей…

— …которые могли бы иметь отношение к записи в книге посетителей на вершине? — перебил тот. — Примерно двадцать семь тысяч, то есть все. Мы точно также могли просить сделать образцы почерка всех жителей — и опозориться навеки, если это окажется кто-то не из местных.

— Штенгеле, как прошла ваша акция с горноспасателями?

— Горноспасатели все еще находятся на вершине Кротеннкопф. На Шахене с этого времени тоже. Но вы видите, что это дало. Куница не такой глупый, чтобы два раза идти на одну и ту же гору.

Вошел Ханс-Йохен Беккер:

— Никаких отпечатков пальцев, никаких следов на адской машине, так же мало, как и на письме с признанием.

— А что это за адская машина?

— Переделанный кухонный таймер, влагонепроницаемые шнуры зажигания, два стержня гремучей ртути на каждую взрывную скважину — непрофессиональная работа, но и не совсем дилетантская.

— Хорошо, за дело, — сказал Еннервайн. — Если у кого-то будет что-то новое, то сразу же доложить мне.

Еннервайн собирался совершить небольшую прогулку, подышать свежим воздухом, использовать спортивные возможности здесь на курорте, чтобы поразмышлять. Ждать Еннервайн не любил. Итак, он пошел вдоль Брайтенштрасе, мимо маленькой Песткирхе, прогулялся вниз по напоминающему Средневековье переулку и совершенно не случайно вышел на улицу, которая вела к трамплину. Его уже было видно, гигантский спуск, который привлекал сюда массы народа и открывал множество больших и маленьких кошельков. Маленькая, еще не оформившаяся мысль, нерешенный вопрос, засевший в затылке у Еннервайна, не выходила у него из головы. Он пошел в направлении трамплина. Хотя территория уже давно очистилась от снега, но группа Куница решилась не начинать больше подробных поисков правой лыжи Оге Сёренсена и возможной пули. Лыжу взял какой-то фанат, в этом Еннервайн был уверен. Но почему не нашли пулю? Еннервайн еще раз обобщил. Куница хотел показать, что мог совершить покушения. В его первоначальную цель не входило убивать Сёренсена, а превратить мероприятие, которое увидят миллионы людей, в катастрофу. Для этого не нужно было смертельно ранить Сёренсена, он просто хотел, чтобы тот сорвался. А пули не нашли. Потому что никакой пули не было. Потому что, ну конечно, это было оружие без снаряда!