Морис Леблан - Сочинения в трех томах. Том 1

Англичанин схватился за протянутый канат. Но пока он залезал на борт, позади его окликнули:

— Тайну, да, дорогой мэтр, вы ее им откроете. Я даже удивлен, как это вы до сих пор не догадались… Ну и что из этого? Чем это вам поможет? Ведь именно тогда вы и проиграете бой…

Верхом на днище, на которое он взобрался, продолжая болтать, устроившись поудобнее, Арсен Люпен возобновил свою речь, торжественно размахивая руками, словно надеялся еще переубедить противника.

— Поймите же, мой дорогой мэтр, тут ничего не поделаешь… абсолютно ничего… Вы оказались в пренеприятном положении…

Фоленфан решил призвать его к порядку:

— Сдавайтесь, Люпен.

— Вы грубиян, капрал Фоленфан, перебили меня на полуслове. Так я говорил…

— Сдавайтесь, Люпен.

— Но, черт возьми, капрал Фоленфан, люди сдаются, когда они в опасности. Не станете же вы утверждать, что я подвергаюсь хотя бы малейшей опасности?

— В последний раз, Люпен, говорю вам, сдавайтесь.

— Капрал Фоленфан, вы вовсе не собираетесь меня убивать, ну разве что раните… Ведь вы так боитесь, что я сбегу. А если рана случайно окажется смертельной? Нет, вы только подумайте, какие у вас будут угрызения совести! Отравленная старость…

Раздался выстрел.

Люпен закачался, ухватился на мгновение за обломок лодки и, выпустив его из рук, скрылся под водой.

Эти события произошли в три часа дня. Ровно в шесть, как и обещал, Херлок Шолмс в одолженных у одного трактирщика из Нейи слишком коротких брюках и узкой куртке, в кепке на голове и фланелевой рубашке с шелковым шнуром вошел в будуар на улице Мюрильо, попросив передать господину и госпоже д'Имблеваль, что желает с ними переговорить.

Когда они вошли, он расхаживал по комнате из угла в угол. В своем странном наряде Шолмс выглядел так забавно, что оба едва удержались, чтобы не расхохотаться. Ссутулив спину, о чем-то задумавшись, он, как автомат, шагал от окна к двери, затем от двери к окну, каждый раз проделывая одинаковое количество шагов и поворачиваясь лишь в одну сторону.

Вдруг остановившись, Шолмс взялся за какую-то безделушку, машинально повертел ее в руках и, поставив на место, снова заходил.

Подойдя наконец к ним, он задал вопрос:

— Мадемуазель здесь?

— Да, в саду с детьми.

— Господин барон, поскольку нас ожидает окончательное объяснение, мне хотелось бы, чтобы при беседе присутствовала мадемуазель Демен.

— Так вы все еще…

— Чуть-чуть терпения, месье. Из фактов, которые я изложу вам с максимальной точностью, легко будет выявить истину.

— Хорошо. Сюзанна, будь добра…

Мадам д'Имблеваль быстро вышла и почти тотчас же вернулась в сопровождении Алисы Демен. Мадемуазель, чуть бледнее обычного, осталась стоять у стола, даже не спросив, зачем ее позвали.

Шолмс, казалось, ее не замечал и, резко обернувшись к господину д'Имблевалю, тоном, не допускающим возражений, отчеканил:

— В результате продолжительного расследования, в ходе которого, признаюсь, мне приходилось не раз менять свою точку зрения, все же повторю то, что говорил вам в самый первый день: еврейскую лампу украл тот, кто живет в этом особняке.

— Его имя?

— Оно мне известно.

— А доказательства?

— Их будет вполне достаточно, чтобы виновник сознался.

— Одного признания мало. Нужно еще, чтобы он возвратил нам…

— Еврейскую лампу? Она находится у меня.

— А опаловое колье? А табакерка?

— И опаловое колье, и табакерка, короче говоря, все, что украли у вас во второй раз, находится у меня.

Шолмс так любил театральные приемы, обожая сухо и официально объявлять о своих победах.

И правда, барон и его жена, казалось, были бесконечно удивлены. Они взирали на него с молчаливым любопытством, и это было для него самым лучшим признанием заслуг.

Итак, он во всех подробностях начал излагать то, что сделал за прошедшие три дня. Рассказал о том, как нашел букварь, написал на бумаге слово, получившееся из вырезанных букв, поведал о походе Брессона к берегам Сены и о самоубийстве этого искателя приключений и, наконец, перешел к описанию своего сражения с Люпеном, потопления лодки и исчезновения самого Люпена.

Когда он закончил, барон тихо сказал:

— Остается лишь назвать имя виновника. Кого же вы обвиняете?

— Я обвиняю человека, вырезавшего буквы из этой азбуки, который с помощью этих букв сносился с Арсеном Люпеном.

— А как вы узнали, что он сносился именно с Люпеном?

— Мне сам Арсен Люпен это сказал.

Он протянул барону мокрую смятую бумажку. Это был тот самый листок, который Люпен в лодке вырвал из своего блокнота, написав на нем таинственное слово.

— Заметьте, — самодовольно добавил Шолмс, — никто не заставлял его давать мне этот листок и таким образом обнаруживать себя. С его стороны это было обычное ребячество, и мне оно помогло.

— Вам помогло… — удивленно протянул барон. — Но мне не ясно чем…

Шолмс взял карандаш и переписал буквы и цифры:

АВЕЙКОТЧЭОТ 237

— Ну и что? — Не понял господин д'Имблеваль. — Ведь это слово вы уже нам показывали раньше.

— Нет. Если бы вы вгляделись хорошенько, то сразу бы увидели, как увидел я, что это слово отличается от того, что вам показывал я.

— Чем же?

— В нем на две буквы больше, лишние «О» и «Т».

— Действительно, а я и не заметил…

— Теперь объедините буквы, оставшиеся после того, как мы составим слово «отвечайте», и у вас получится одно-единственное слово: «эко».

— А что это значит?

— Оно означает «Эко де Франс», то есть газета Люпена, его официальный орган, в котором он всегда печатает свои «коммюнике». «Отвечайте в «Эко де Франс», раздел объявлений, номер 237». Вот разгадка, которую я так долго искал. Люпен сам любезно мне ее предоставил. А сегодня я только что был в редакции «Эко де Франс».

— И что вы там нашли?

— Нашел подробное описание истории отношений между Люпеном и его сообщницей.

И Шолмс разложил на столе семь газет, открытых на четвертой странице. В каждой было выделено по одной строчке.

1. АРС. ЛЮП. Дама умол. о защ. 540.

2. 540. Жду объяснений. А.Л.

3. А.Л. Во вл. врага. Погибаю.

4. 540. Напишите адрес. Проведу следствие.

5. А.Л. Мюрильо.

6. 540. Парк три часа. Фиалки.

7. 237. Согласен суб. Буду воскр. утр. парк.

— И вы называете это подробным описанием? — воскликнул господин д'Имблеваль.

— Да, Господи, конечно, и вы сами, взглянув повнимательнее, тоже все поймете. Во-первых, дама, подписывающаяся числом 540, умоляет Арсена Люпена о защите, на что Люпен отвечает просьбой дать объяснения. Дама отвечает, что находится во власти врага, вне сомнения, Брессона. Она погибнет, если к ней не придут на помощь. Недоверчивый Люпен пока не решается связаться с незнакомкой, он просит дать адрес и предлагает провести следствие. Дама сомневается целых четыре дня — взгляните на даты, — но в конце концов, подгоняемая обстоятельствами, напуганная угрозами Брессона, сообщает название улицы, Мюрильо. На следующий день Арсен Люпен объявляет, что в три часа будет в парке Монсо и просит незнакомку в качестве опознавательного знака держать в руках букетик фиалок. Затем следует восьмидневный перерыв. Арсену Люпену и даме нет надобности сноситься через газету, так как они видятся или переписываются напрямую. Они подготовили такой план: чтобы удовлетворить Брессона, дама должна похитить еврейскую лампу. Остается лишь назначить день. Дама, из осторожности пользующаяся письмами, составленными из вырезанных и наклеенных слов, решается устроить все в субботу и добавляет: «Отвечайте Эко — 237». Люпен пишет, что согласен и будет в воскресенье утром в парке. Итак, в ночь с субботы на воскресенье была совершена кража.