Рональд Нокс - Следы на мосту. Тело в силосной башне (сборник)

– Хотя тут он совершил грубую ошибку. Я ни на секунду не поверил, что отпечатки на графинах хранились там почти неделю. Жир! С таким же успехом он мог наплести нам про гипс. Странно, что вы купились на это, Лейланд.

– Все зависит от ожиданий. Я действительно поверил Кверку, мне и во сне не могло присниться, что он сам оставил отпечатки.

– Так или иначе, повторяю, он совершил ошибку. Поскольку, как вам известно, у меня были отпечатки указательного и большого пальцев Найджела Бертела, и они совершенно точно сказали мне, кто такой Эразм Кверк. Всю субботу и воскресенье, пока вас не было, я внимательно за ним наблюдал. Мне не давала покоя дерзость, с какой он остановился в той же гостинице, что и я. Затем я увидел книгу, которую он читал, «Десять тысяч в год» Уоррена. Если вы столь старомодны, что читали это произведение, то помните, что адвокатов там звали Кверк, Гэммон и Снэп. Так я понял, откуда он взял имя. А также, что выбрал «Пескаря» по беспечности, даже не удосужившись прежде как-то назваться. Иными словами, он не знал, что я тут обитаю, он просто приехал посмотреть, что происходит. Он не думал, что тут кто-то поинтересуется, как его зовут.

– Да, неплохая работа. Но почему вы ничего не рассказали мне, если, конечно, позволите спросить?

– В субботу и воскресенье вас просто не было. А потом, простите, каюсь, но я опасался, как бы вы тут же не арестовали его и не испортили мне всю игру. Вам приходилось видеть кролика, прежде чем он вас заметил, даже в замкнутом пространстве? Если вы стоите неподвижно, кролик продолжает уминать корм и пребывать на вершине блаженства, тогда за ним можно наблюдать довольно долго. Я обожаю это занятие. Так же и с мистером Кверком. Мне нравилось смотреть, как лихо Найджел Бертел изображал Эразма Кверка, и вспоминать, как не менее лихо Эразм Кверк обычно изображал Найджела Бертела. До тех пор пока мы с вами ничего не предпринимали, он бы никуда не делся, слишком тщеславен. Но вчера, признаюсь, я допустил по отношению к вам некоторую вольность. Я позволил Кверку поехать в Лондон.

– В Лондон?

– Да, поездом в три двенадцать и обратно в четыре сорок пять. На самом деле он ездил в Лондон, а вовсе не в Оксфорд, как говорил нам. У меня были нехорошие предчувствия. Он вполне мог дать деру. Но почему-то я был уверен, что сейчас он никакого деру не даст, поскольку не довел игру до конца. Понимаете, ему нужно доказать, что на момент смерти тетушки Альмы Дерек был жив. И я рискнул, позволил ему уехать и смастерить свое доказательство. Вы имели бы весьма бледный вид, если бы Найджел улизнул, поскольку он ехал тем же поездом, что и вы.

– Черт вас подери, лучше бы вы так не рисковали.

– Что делать, лояльность по отношению к работодателям. Вы хотите найти убийцу. Я хочу выяснить, имеется ли труп. Ради достижения этой цели имело смысл рискнуть и отпустить Найджела на все четыре стороны. Если бы я этого не сделал, мы бы никогда ничего не узнали про Уайт-Брэктон.

– А что мы, собственно, узнали про Уайт-Брэктон?

– Ну как же, в понедельник вечером Найджел отправил Дереку письмо на адрес местной гостиницы. Мы точно знаем, что в понедельник вечером Найджел все еще думал, что Дерек жив, и считал, что знает его адрес. Значит, в действиях Найджела не все чисто, так же, как и в намерениях Дерека. Я надеюсь выяснить, что именно, как только Анджела снимет компресс с пылающего лихорадкой лба.

– Странно будет услышать мистера Кверка, который говорит не по-американски.

– Еще более странно думать о нем не как об американце. Нет, какой все-таки великолепный маскарад! Разговорившись в гостинице или поезде с соотечественником, мы инстинктивно хотим знать о нем все: из каких он мест, чем занимается и так далее. А с американцем нам довольно его американства. Нам неинтересно, из какого он штата, потому что мы знаем, что не сможем разместить никакой штат на карте в радиусе тысячи миль. Мы приходим в ужас, когда он начинает рассказывать нам о своей работе. Он всегда готов предоставить нам разного рода сведения, оттого мы его никогда ни о чем не спрашиваем.

– Бридон, что мы ходим вокруг да около? Ведь вы хотите спросить меня, так же, как и я вас, правда ли Найджел Бертел убийца или, по меньшей мере, сообщник. Вы утверждаете, что Найджел не знал, где Дерек был в понедельник вечером, в противном случае он не стал бы ему писать в Уайт-Брэктон. Но вы не хуже меня понимаете, что это может быть частью его алиби. Что он мог намеренно написать это письмо, а затем намеренно ткнуть нас туда носом в надежде убедить в том, что он и понятия не имел о смерти кузена. Найджел Бертел собирается рассказать нам свою историю, а даже если не собирается, мы найдем способ его уговорить. Но нам обоим хотелось бы знать, правда ли то, что он намерен нам рассказать.

– Лично я, прежде чем ломать голову насчет правды, хочу посмотреть, что это вообще будет. Но вот что я вам скажу. Я полагаю, что безвременно усопший мистер Кверк был прав, говоря, что без толку доказывать, что Найджел сообщник убийцы, пока мы не нашли самого убийцу. До тех пор пока мы его не нашли, Найджел может делать вид, будто и слыхом не слыхивал о том, что случилось. Видите ли, алиби у него все еще железное. Каноэ с отверстием такого размера за такое время не могло проплыть вниз по течению, значит, кто-то греб. Найджел этого не делал, поскольку сидел в поезде в девять четырнадцать. Значит, кто-то другой – либо все еще живой Дерек Бертел, либо кто-то третий. И этого третьего надо найти. До тех пор мы не сможем с точностью воспроизвести картину смерти Дерека, если он вообще мертв.

– Я все-таки не понимаю, почему вы придаете такое значение вопросу о способе передвижения лодки. Конечно, алиби и без того прочное; взять хотя бы время, которое, даже если Дерек был уже мертв, требовалось для того, чтобы сфотографировать тело и перетащить его на остров.

– Не уверен. Конечно, все было проделано быстро, но, как вы выяснили, поезд опоздал. Знаете что, сначала нам нужно послушать Найджела Бертела, а завтра неплохо бы попытаться восстановить всю картину. Прогуляемся до Шипкотского шлюза, вам предоставляется право сыграть роль манекена, а я засеку время, которое потребуется на все про все.

– Я вообще-то собирался побеседовать с Феррисом.

– В этом нет необходимости. Уж он-то никак не может позволить себе дать деру. Привет, Анджела. Как наш больной?

Оказалось, что Найджел не просто потерял сознание. Это был сердечный приступ, потребовавший визита врача и его неизбежного следствия – «нескольких дней постельного режима». Лейланд обрадовался такому повороту событий. При мысли о зряшных арестах, заключении подозреваемых под стражу и дальнейшем их освобождении под аккомпанемент извинений он испытывал неподдельный ужас. Не было ничего унизительнее для его профессиональной гордости. Однако поскольку Найджел действовал весьма ловко, а его приметы были уже известны всем и каждому, откладывать арест надолго не стоило. В постели же, да еще без одежды, изъятой под каким-то госпитальным предлогом, бывший американец находился все равно что за решеткой. В практическом отношении больные те же узники. Однако поведать свою историю врач разрешил ему только на следующее утро.