Артур Конан Дойль - Финальная проблема

Он встал, сбросил черную сутану и шляпу, свой маскарадный костюм, и уложил их в баул.

– Вы видели утренние газеты, Ватсон?

– Нет.

– То есть не знаете про Бейкер-стрит?

– Бейкер-стрит?

– Вчера ночью они подожгли наши комнаты. Но все обошлось.

– Боже мой, Холмс, это невыносимо!

– Они, должно быть, полностью потеряли мой след, когда их громила с дубинкой был арестован. Иначе им бы не пришло в голову, будто я вернулся к себе. Однако они, очевидно, приняли свои меры, установив слежку за вами, и это привело Мориарти на вокзал. Вы не могли допустить какую-нибудь оплошность?

– Я все делал так, как вы рекомендовали.

– Вы нашли карету?

– Да.

– Вы узнали кучера?

– Нет.

– Это был мой брат Майкрофт. В подобных случаях большое преимущество избегать необходимости доверяться наемнику. Но нам надо спланировать, что делать с Мориарти теперь.

– Но это же экспресс, а пароход отплывает сразу же по его прибытии, так что, по-моему, мы надежно от него избавились.

– Мой дорогой Ватсон, вы, видимо, не сделали вывода из моих слов, когда я сказал, что интеллектуально этого человека можно считать равным мне. Вы же не думаете, что, будь преследователем я, меня могло бы поставить в тупик столь незначительное препятствие? Так почему вы оцениваете его так низко?

– И что он сделает?

– То же, что сделал бы я.

– Так что сделали бы вы?

– Воспользовался бы заказным.

– Но он все равно не успеет.

– Вовсе нет. Этот поезд останавливается в Кентербери, и всегда с отплытием парохода происходит задержка минимум на четверть часа. Он догонит нас там.

– Можно подумать, что преступники мы. Его надо арестовать по приезде.

– И погубить работу трех месяцев. Мы поймаем большую рыбу, но рыбешки выскользнут из сети вправо и влево. В понедельник мы захватим их всех. Нет, арест исключается.

– Так что мы предпримем?

– Сойдем в Кентербери.

– А потом?

– Ну, потом нам придется прокатиться по суше в Ньюхейвен, а оттуда отплыть в Дьепп. Мориарти вновь сделает то, что сделал бы я. Он отправится прямо в Париж, найдет наш багаж и будет два дня ждать на вокзале. Тем временем мы побалуем себя парой саквояжей и, способствуя промышленности стран, через которые будем проезжать, спокойно доберемся до Швейцарии через Люксембург и Базель.

Я достаточно опытный путешественник, и потеря багажа не могла меня расстроить, однако, признаюсь, меня крайне раздражала мысль, что мы вынуждены петлять и прятаться из-за человека, чью жизнь чернили неописуемые гнусности. Но Холмс, бесспорно, понимал ситуацию много лучше, чем я. Поэтому в Кентербери мы сошли и узнали, что поезд до Ньюхейвена нам придется ждать час.

Я все еще с грустью смотрел вслед быстро удаляющемуся багажному вагону с моей одеждой, когда Холмс дернул меня за рукав и указал на линию в обратном направлении.

– Уже, как видите, – сказал он.

Вдали среди кентских лесов поднималась тонкая струя дыма. Минуту спустя паровоз с единственным вагоном стремительно появился на открытом крутом повороте перед станцией. Мы едва успели укрыться за грудой багажа, как он с грохотом и ревом пронесся мимо, обдав наши лица волной горячего воздуха.

– Вон он, – сказал Холмс, глядя, как вагон трясется и раскачивается на стрелках. – Как видите, есть пределы и для интеллекта нашего друга. Был бы подлинный coup de maitre [1], если бы он сделал дедуктивный вывод, какой сделал бы я, и поступил бы соответственно.

– А что бы он сделал, если бы нагнал нас?

– Нет никаких сомнений, что он попытался бы меня убить. Однако в эту игру могут играть двое. Вопрос теперь заключается в том, приступить ли нам к преждевременному второму завтраку здесь или же поголодать, прежде чем мы доберемся до буфета в Ньюхейвене.

В этот вечер мы добрались до Брюсселя и провели там два дня, на третий отправившись в Страсбург. Утром в понедельник Холмс телеграфировал лондонской полиции, и вечером в отеле нас ждал ответ. Холмс вскрыл его и тут же с проклятием швырнул в камин.

– Я мог бы предвидеть! – простонал он. – Сбежал!

– Мориарти?

– Они арестовали всю шайку, кроме него. Он ускользнул. Разумеется, когда я уехал, потягаться с ним было некому. Но я был убежден, что сдал дичь в их руки. Думаю, вам лучше вернуться в Англию, Ватсон.

– Почему?

– Потому что я опасный спутник для вас. Этот человек лишился своего занятия. Возвращение в Лондон для него гибельно. Если я верно понимаю его характер, он всю свою энергию посвятит тому, чтобы отомстить мне. Он прямо дал это понять в нашем коротком разговоре, и, думается, таково его намерение. Нет, я серьезно рекомендую вам вернуться к вашей практике.

Не тот совет, которому мог последовать не просто старый друг, но и ветеран многих кампаний. Мы сидели в salle ã manger [2]страсбургского отеля и спорили полчаса, но в тот же вечер продолжили наше путешествие и были уже далеко на пути в Женеву.

Чарующую неделю мы бродили вверх по течению Роны, а затем свернули у Лека и через перевал Гемми, все еще в глубоких снегах, и далее через Интерлакен спустились в Мейринген. Это было чудесное путешествие – нежная зелень весны внизу, девственная белизна зимы вверху, однако мне было ясно, что Холмс ни на мгновение не забывал про легшую на него тень. В уютных альпийских деревушках, в безлюдье горных перевалов его молниеносные взгляды, дотошное изучение каждого лица говорили мне о его убеждении, что, куда бы мы ни отправились, нам не уйти от опасности, которая преследует нас.

Помню, когда мы миновали Гемми и шли вдоль меланхоличного Даубензее, с обрыва справа от нас сорвался огромный камень, прогрохотал мимо и рухнул позади нас в озеро. В мгновение ока Холмс взбежал на обрыв и, стоя на высоком пике, вытягивал шею во все стороны. Тщетно наш проводник заверял его, что весной падение камней на этом месте постоянно, он ничего не сказал, но улыбнулся мне улыбкой человека, увидевшего то, чего он ожидал.

И все же, вопреки подобной бдительности, он ни на миг не поддавался унынию. Напротив, я не мог вспомнить, когда еще я видел его в столь превосходном расположении духа. Вновь и вновь он упоминал, что стоит ему удостовериться в избавлении общества от профессора Мориарти, как он с радостью завершит свою карьеру.

– Думаю, Ватсон, я могу позволить себе сказать, что прожил жизнь не совсем напрасно, – заметил он. – Если моя карьера завершится нынче вечером, я все равно могу быть доволен. Воздух Лондона стал чище благодаря моему присутствию там. В тысячах дел, насколько знаю, мои способности ни разу не были обращены во зло. Последнее время меня тянет заняться проблемами, которые предлагает Природа, а не теми, не столь значимыми, которые создает искусственное состояние нашего общества. Ваши записки завершатся, Ватсон, в тот день, когда я увенчаю свою карьеру поимкой или уничтожением самого опасного и самого талантливого преступника в Европе.