Артур Конан Дойль - Проблема моста Тора

– А вот и нет, Ватсон. Мне даже при первом беглом чтении это показалось очень странным, а теперь, когда я вплотную занялся этой проблемой, именно тут я черпаю главную надежду. Мы должны искать твердую логику, Ватсон. Если же ее нет, разумно заподозрить обман.

– Я перестаю вас понимать.

– Ну, так предположим на минуту, Ватсон, что вы – женщина, которая хладнокровно и предумышленно готовится убрать соперницу. Вы все спланировали. Записка написана. Жертва пришла. Преступление совершено. Без сучка и задоринки. И вы хотите убедить меня, будто, завершив столь хитрое преступление, вы теперь погубите свою репутацию как преступника, забыв зашвырнуть свое оружие в камыши, которые навеки его скрыли бы, а зачем-то бережно отнесете его домой и положите в собственный гардероб, который, конечно, будет обыскан в первую очередь? Ваши ближайшие друзья никак не назовут вас искусным интриганом, Ватсон, и все же я не способен представить себе, что вы совершили бы подобную нелепость.

– Но в треволнениях минуты…

– Нет-нет, Ватсон, такого варианта я не допускаю. Когда преступление заранее обдумано и совершено хладнокровно, тогда и следы его заметаются по заранее составленному плану и хладнокровно. Поэтому надеюсь, что мы столкнулись с серьезнейшей нелогичностью.

– Однако столько остается необъяснимым…

– Ну, так примемся искать объяснения. Стоит измениться вашей точке зрения, как наиболее страшная улика оборачивается ключом к истине. Например, револьвер, о котором мисс Данбар, по ее словам, ничего не знала. В свете нашей новой теории, говоря так, она говорит правду. Следовательно, его подкинули в ее гардероб. Кто подкинул? Кто-то, кто хотел сосредоточить подозрения на ней. Так не этот ли некто и есть настоящий преступник? Вы видите, как мы незамедлительно нашли очень плодотворную линию расследования.

Мы были вынуждены переночевать в Винчестере, так как формальности все еще не завершились, однако на следующее утро в обществе мистера Джойса Каммингса, молодого адвоката, восходящей звезды, которому была поручена защита, мы смогли увидеть молодую барышню в ее камере. После всего, что мы слышали, я ожидал увидеть красавицу, но никогда не забуду впечатления, которое произвела на меня мисс Данбар. Неудивительно, что даже самовластный миллионер ощутил в ней нечто более могучее, чем он, нечто, способное подчинить его и руководить им. При взгляде на ее сильное, с правильными чертами, но такое чуткое лицо вы чувствовали, что будь она и способна на порывистые поступки под влиянием минуты, тем не менее врожденное благородство характера гарантировало благотворность ее влияния. Она была брюнеткой, высокой, с изящной фигурой, и излучала какое-то необъяснимое обаяние, но ее темные глаза таили мольбу, беспомощность затравленного зверька, который видит стягивающуюся вокруг него сеть, но не видит способа спасения из ловушки. Теперь, когда она поняла, что мой знаменитый друг пришел помочь ей, на ее запавших щеках появился легкий румянец, и свет надежды затеплился в обращенных на нас глазах.

– Может быть, мистер Нийл Гибсон сообщил вам что-то про отношения между нами? – негромко спросила она взволнованным голосом.

– Да, – ответил Холмс, – и вам нет нужды утруждаться пересказом этой части истории. Увидев вас, я готов принять заверение мистера Гибсона касательно и вашего влияния на него, и полной невинности ваших с ним отношений. Но почему истинное положение вещей не было разъяснено в суде коронера?

– Мне казалось немыслимым, что такое обвинение останется в силе. Я полагала, что надо подождать, и все уладится само собой, и мы не будем вынуждены касаться горьких подробностей частной жизни семьи. Однако, как я понимаю, дело не только не разъяснилось, но стало еще более серьезным.

– Моя милая барышня! – горячо воскликнул Холмс. – Прошу вас отбросить всякие иллюзии в этом отношении. Мистер Каммингс подтвердит, что сейчас все карты против нас и мы должны приложить максимальные усилия, если хотим одержать полную победу. Было бы жестоким обманом делать вид, будто вам не угрожает смертельная опасность. Так окажите мне всемерную помощь в установлении истины.

– Я ничего не скрою.

– Ну, так расскажите мне о ваших подлинных отношениях с супругой мистера Гибсона.

– Она меня ненавидела, мистер Холмс. Ненавидела со всем жаром своей тропической натуры. Она была женщиной, которая ничего не делала вполовину, и мера ее любви к мужу была также мерой ненависти ко мне. Вполне вероятно, что она неверно толковала наши отношения. Я не хотела бы представлять ее в дурном свете, но она любила с такой страстностью в физическом смысле, что вряд ли была способна понять интеллектуальные и даже духовные узы, привязывавшие ее мужа ко мне, или вообразить, что только мое желание обращать его власть на благие цели удерживало меня под его кровом. Теперь я понимаю, что была не права. Ничто не может служить оправданием тому, что я оставалась там, где причиняла горе, и все же горе осталось бы, даже если бы я покинула дом.

– Теперь, мисс Данбар, прошу вас рассказать нам совершенно точно, что произошло в тот вечер.

– Я могу рассказать вам правду, насколько она мне известна, мистер Холмс, но никаких доказательств у меня нет, и некоторые моменты, самые важные моменты, я не только не могу объяснить, но не способна найти им хоть какое-то истолкование.

– Если вы изложите факты, возможно, им найдется объяснение.

– Ну, что до моего присутствия на мосту Тора в тот вечер, так утром я получила записку от миссис Гибсон. Она лежала на столе в классной комнате, возможно, оставленная ею самой. В записке она просила меня встретиться с ней там после обеда, утверждала, что должна рассказать мне нечто важное, и просила ответ оставить на солнечных часах в саду, так как она не хочет, чтобы мы доверились кому-либо. Я не поняла причины такой секретности, но выполнила ее просьбу, согласившись на встречу. Она также просила меня уничтожить ее записку, которую я и сожгла в камине классной комнаты. Она очень боялась мужа, который обходился с ней столь сурово, что я часто ему пеняла. И я могла только предположить, что ее секретность объясняется страхом, как бы он не узнал о нашей встрече.

– Однако ваш ответ она сохранила со всем тщанием.

– Да. Я была удивлена, узнав, что она сжимала его в руке.

– Ну, так что произошло дальше?

– Я пошла туда, как обещала. Когда подошла к мосту, увидела, что она меня уже ждет. И только тут поняла, до какой степени бедняжка меня ненавидела. Она вела себя как сумасшедшая… да нет, полагаю, она и была сумасшедшей, не явно, но хитро пряча свое безумие, как умеют некоторые помешанные. Иначе как могла бы она ежедневно держаться со мной столь естественно, тая в сердце такую бешеную ненависть? Не стану повторять ее слова. Она излила свою дикую ярость в жгучих омерзительных выражениях. Я не отвечала… не могла. Смотреть на нее было ужасно. Я заткнула уши и кинулась прочь. Когда я убегала, она все еще стояла у входа на мост, осыпая меня проклятьями.