Роберт Райан - Земля мертвецов

Теперь он видел систему в безумной затее с аэростатом. Замнач медслужбы позволял неофитам попробовать на вкус то, что им предстояло, а если кто надеялся повлиять на исход войны – усвоить масштаб того, с чем они столкнулись. И испытывал на прочность решимость старого врача, ветерана совсем другой войны – назойливого старика, которому бы наслаждаться пенсией, а не талдычить о новых методах лечения, спасительных для людей, зарывшихся в окопы на равнине внизу.

Донесся раскат артиллерии и – ближе – безумная трескотня пулемета. На севере встал султан грязного дыма, из ветвей прыснули вверх лесные голуби. Как видно, перерыв на завтрак завершился. Пора было кончать и экскурсию. Майор опустил бинокль.

– Простите, –  сказал он и, протянув руку через плечо Слаттери, дернул веревку клапана. «Флори» зашипел, возмущенно свистнул, и майор нутром ощутил, как подъем сменился спуском.

Слаттери смотрел озадаченно.

– Я не закончил, сэр. Еще многое…

– Простите, лейтенант, но на сегодня с меня хватит, –  возразил майор Джон Хэмиш Ватсон, военврач королевской армии. –  Меня ждет работа.

Уже к утру они устроили всех новоприбывших в постели или хоть по углам и обеспечили их самым необходимым. Медики байольского госпиталя никогда не знали времени прибытия поездов, хотя до фронта была всего дюжина миль. В лучшем случае их предупреждали за час, а иногда и за десять минут. Этот состав пришел около двух ночи, за полчаса уведомив о прибытии двухсот раненых. К этой стадии эвакуации – к стационарному госпиталю – солдаты должны были пройти первичную обработку и получить первую помощь, но случалось, что передвижные лазареты у линии фронта не справлялись с наплывом, так что раненых спихивали дальше по цепочке почти сразу.

В данном случае явно произошло именно так, и надо было срезать с ног не снимавшиеся неделями сапоги, менять примитивные перевязки, промывать раны, ампутировать конечности. И спасаться от вшей – избежать заражения оказывалось почти невозможно. Подхватить паразитов легко было даже при ампутации – пока ты возился с отрезанной ногой, серые твари норовили перебраться с мертвой плоти на живую.

Миссис Джорджина Грегсон сдала хлопчатобумажные комбинезоны с завязками на горле и запястьях – такие полагалось носить поверх одежды, обрабатывая завшивленных, –  в прачечную. А вот поесть от усталости не сумела, только выпила горячей воды и прямиком отправилась в комнатушку, которую делила с Элис Пиппери. Ее соседка по комнате уже легла: зазор между шторами позволял рассмотреть под одеялами холмик, похожий на могильный. Миссис Грегсон тихо закрыла дверь и стала раздеваться. Две койки, два шкафчика, один платяной шкаф на двоих, зеркало, табуретка и крошечная капризная печурка в углу – она выучила обстановку комнаты наизусть, и ей нетрудно было развязывать шнурки, скатывать с ног чулки и, снимая форму, раскладывать все по местам в ранних сумерках.

Она как раз разглаживала повешенный на плечики халат, когда услышала писк. Сначала решила, что мышь. Мыши кишмя кишели на нижних этажах госпиталя. Они, пожалуй, были не такими мерзкими, как пробиравшиеся иногда в палатки крысы, зато прогрызали все подряд в поисках крошек съестного. Не одна сиделка, забывшая в кармане печенье или шоколадку, лишилась нижних юбок и панталон.

Опять писк. Это пищала не мышь. Это была Элис.

Миссис Грегсон склонилась над ее койкой, тронула рукой одеяла. Они вздрагивали в знакомом ритме. Она сталкивалась с ним каждый день, а особенно – в ночные смены. Мужчины, которых она опекала, уже не стыдились такого проявления слабости.

Мисс Пипери плакала.

– Элис? – Миссис Грегсон откинула оделяло и легла рядом.

Элис потеснилась, перевернулась и обняла подругу. Та ласково ответила, стараясь не прижимать девушку слишком сильно. Ей всегда чудилось, что Элис можно раздавить одним неосторожным движением. Миссис Грегсон сквозь ночные сорочки чувствовала, как бьется сердце девушки – часто, как у испуганной мышки. Крестик Элис врезался ей в ключицу, но она не сдвигала его в сторону.

– Что с тобой, Элис?

Долгий дрожащий всхлип вместо ответа. У каждого выдавались такие дни. Дни, когда черная вода отчаяния смыкалась над головой. Удивительно, что их не случалось чаще. Миссис Грегсон погладила Элис по волосам. На ощупь – как солома. Она расчесала пальцами собственные рыжие кудри. Еще хуже. До следующей смены, решила она, они обе отправятся в баню и хоть криком, хоть скандалом вытребуют горячей воды, чтобы отмыться и убедиться, что не подхватили паразитов.

– Элис, что с тобой, милая?

– Матрона сказала, что меня пошлют… – голос у нее сорвался, –  на кухню. Я не умею готовить, ты же знаешь, Джорджи.

– Знаю. Твою овсянку до сих пор вспоминают.

Ответом ей был то ли всхлип, то ли сдавленный смешок. Элис Пиппери и вправду однажды приготовила овсянку, хуже которой не едала и Голдилок в гостях у трех медведей: не так-то просто было размешать кашу в огромном котле на «кухне Сойера», чтобы не приставало к стенкам.

– Что она сказала?

– Что в словаре волонтерской помощи  1нет слов «не умею».

Обе они служили в отряде волонтерской помощи при Красном Кресте – а значит, располагались среди сестер и сиделок на низшей ступени. Да и до той не всегда дотягивались.

– Помнишь наш первый подъем? В Отерсли. Твой брат еще был на мотоцикле?

Элис кивнула ей в плечо.

– Ты тогда посмотрела на холм, такой крутой и скользкий, и что сказала?

Невнятное бормотание.

– Так что?

– Я не сумею.

– И на сколько ты поднялась?

– На треть.

– На треть! – победно подтвердила миссис Грегсон. –  А я докуда?

– На одну пятую.

– На одну пятую.

– Но ведь это только потому, что ты нагрузила мне задние колеса камнями, иначе под моим весом сцепления не хватало, да?

Миссис Грегсон усмехнулась, припомнив свою хитрость.

– Тактика!

– А меня тогда дисквалифицировали. –  Элис легонько пихнула ее в плечо. –  И мои родители назвали тебя мошенницей.

– И лгуньей, –  с гордостью добавила подруга. –  Еще, помнится, упоминалось о «дурном влиянии».

Они полежали, обнявшись, обдумывая разговор.

– Я никогда так не считала, Джорджи, даже… даже после той поломки в Озерном краю, когда я чуть не схватила пневмонию. Если бы не ты, меня бы здесь не было.

– О да, не лежала бы ты, замерзшая и грязная, не расчесывала бы укусы вшей после месяцев недосыпа, самой рядовой из рядовых медкорпуса, сосланной чистить картошку во благо войны? Надеюсь, ты не забудешь меня в своих молитвах.

– Не забуду, Джорджи, –  серьезно сказала Элис. –  Ни за что не забуду.