Филлис Джеймс - Пристрастие к смерти

Кейт увидела, что она плачет. Плачет беззвучно, не всхлипывая, но из исполненных ужаса застывших глаз слезы струились непрерывным потоком по изнуренному лицу и полуразомкнутым дрожащим губам. Было что-то пугающее в этом безмолвном горе. Нет на земле мужчины, подумала Кейт, который стоил бы таких мук. Она испытывала одновременно сочувствие, беспомощность и раздражение, которое скорее всего было вызвано легким презрением. Но сострадание взяло верх. У нее не было слов утешения, но она могла, по крайней мере, сделать нечто практическое – пригласить Кэрол к себе на чашку кофе перед тем, как они расстанутся. Она уже было открыла рот, но передумала. Эта женщина не подозреваемая. Даже если бы были основания для подозрений, у нее надежное алиби: в момент смерти сэра Пола ее не было в Лондоне – тем вечером она с кем-то встречалась. Однако предположим, что Кэрол придется давать показания в суде. В этом случае любой намек на приятельство, взаимопонимание между ними может отрицательно повлиять на отношение обвинителя. Более того, это может отрицательно сказаться на собственной карьере Кейт. Такая сентиментальная ошибка с ее стороны наверняка порадовала бы Массингема, узнай он о ней. Но вопреки всему Кейт словно со стороны услышала свои слова:

– Я живу здесь неподалеку, на той стороне улицы. Пойдемте выпьем кофе.

Войдя в квартиру, Кэрол Уошберн механически двинулась к окну и долго молча смотрела в него. Потом перешла к дивану и стала разглядывать висевшую над ним картину: три треугольника, частично перекрывавших друг друга, – бурый, ярко-зеленый и белый. Почти безразлично спросила:

– Вы любите современное искусство?

– Я люблю экспериментировать с формой и цветом и, поскольку не могу позволить себе покупать картины, пишу сама. Не думаю, что это искусство, но мне они нравятся.

– Где вы учились рисовать?

– Я просто покупаю холст и масляные краски и учусь сама. Маленькая спальня у меня – что-то вроде студии. В последнее время, впрочем, на рисование времени не хватает.

– Весьма недурно. Мне нравится структура полотна.

– Я это делаю, прижимая ткань поверх красок, пока они не высохли. Это самое легкое, труднее всего для меня – ровно класть мазки.

Она ушла в кухню молоть кофе. Кэрол последовала за ней и равнодушно наблюдала, стоя в дверях. Дождавшись, когда Кейт выключит кофемолку, вдруг спросила:

– Почему вы пошли работать в полицию?

Кейт поборола искушение ответить: «В основном по тем же причинам, по которым вы выбрали для себя государственную службу. Мне казалось, что я смогу справиться с этой работой. Я амбициозна. Хаосу предпочитаю порядок и иерархию». Потом она поняла, что Кэрол не интересуют ответы – ей важно задавать вопросы, чтобы хоть робко прикоснуться к чужой жизни.

– Не хотела сидеть в кабинете, – ответила Кейт. – Искала профессию, которая позволяла бы хорошо зарабатывать с самого начала и давала перспективу повышения. Еще, думаю, мне нравится мериться силами с мужчинами. В полицейской школе, где я училась, мужчины эту мою идею не приветствовали. А для меня это было дополнительным стимулом.

Кэрол ничего не сказала, но некоторое время внимательно смотрела на Кейт, потом вернулась в гостиную, а Кейт, возясь с кофеваркой, ставя на поднос чашки с блюдцами и тарелку с печеньем, вспомнила свой разговор с мисс Шеперд, их школьным консультантом по профориентации.

– Мы надеялись, что ты замахнешься повыше – на университет, например. У тебя ведь две отличные отметки и одна хорошая по результатам экзаменов повышенного уровня.

– Я хочу начать зарабатывать.

– Это понятно, Кейт, но ты будешь получать полную стипендию, подумай. Перебьешься.

– Я не хочу перебиваться. Я хочу иметь работу и собственное место в жизни. Университет – это три потерянных года.

– Время, потраченное на образование, никогда не бывает потерянным, Кейт.

– А я и не отказываюсь от образования. Я могу заниматься самообразованием.

– Но женщина-полицейский… Мы так надеялись, что ты изберешь нечто более, скажем, общественно значимое.

– Вы хотите сказать – более полезное?

– Скорее более связанное с основополагающими человеческими проблемами.

– Не знаю ничего более основополагающего, чем способствовать тому, чтобы люди не боялись ходить по улицам своего города.

– Видишь ли, Кейт, недавние исследования доказывают, что безопасность граждан на улицах мало зависит от работы полицейских. Почему бы тебе не взять в библиотеке брошюру «Работа полиции в городских гетто: предложения социалистов»? Но если ты сделала выбор, мы, разумеется, поможем тебе. Как ты себе представляешь свою будущую работу? В комиссии по делам несовершеннолетних?

– Нет. Я вижу себя старшим детективом. – Ей захотелось созорничать и добавить: «И первой женщиной – главным констеблем», но она понимала, что это нереально, как если бы скромная служащая женского батальона возомнила себя командующей Королевской конной гвардией. Амбиции, чтобы их смаковать, не говоря уж о том, чтобы они могли осуществиться, должны базироваться на реальности. У Кейт даже детские мечты были укоренены в реальности: вот появится ее сгинувший отец, любящий, процветающий, раскаявшийся… Но при этом она никогда не воображала, что он выйдет из «роллс-ройса». Впрочем, он так и не появился, и Кейт отдавала себе отчет в том, что никогда, в сущности, и не ждала этого.

Из гостиной не доносилось ни звука, и, войдя туда с подносом, Кейт застала Кэрол сидящей на стуле с напряженно прямой спиной и уставившейся на сцепленные руки. Как только Кейт поставила поднос на стол, Кэрол налила себе в чашку молока, обхватила ее ладонями и жадно отхлебнула, ссутулившись, как старуха.

Странно, что сейчас она выглядит более смятенной и хуже владеющей собой, чем во время их первой встречи, когда они перебросились несколькими словами у нее на кухне. Что же с тех пор произошло такого, что заставило ее обмануть доверие Бероуна и вызвало такую обиду и горечь? Узнала ли она каким-то образом, что не упомянута в его завещании? Но на это она наверняка и не рассчитывала. Может, оказалось, что это значит для нее больше, чем она могла себе представить, – окончательное подтверждение того, что она всегда существовала лишь на периферии его жизни, а после его смерти вообще перестала официально существовать? Она-то считала, что была ему необходима, что в ее скромной квартирке, куда он изредка заглядывал, сосредоточивались для него мир и покой. Может, так оно и было, по крайней мере на несколько вырванных из другой жизни часов. Но она не была ему необходима; ему никто не был необходим. Он делил людей так же, как и всю свою суперорганизованную жизнь, складывая в отдельные ячейки сознания, где они ждали, когда ему понадобятся. «А с другой стороны, – подумала Кейт, – так ли уж это отличается от того, как я поступаю с Аланом?»