Фрэнсис Броуди - Убить до заката

Одно письмо пришло от Маркуса, другое – из Йоркширской компании взаимного страхования. Но прежде чем заняться почтой, я решила поискать Соуки. Наверное, она уже родила.

Я позвала ее.

Конечно, она не ответила. Опустившись на колени, я заглянула под комод. Нет. Она не лежала, свернувшись комочком, ни на диване в гостиной, ни на стуле в столовой. Я поднялась наверх. Миссис Сагден всегда закрывает все двери наверху. Соуки не проникла ни в гостевую спальню, ни в ванную комнату, ни в кладовую. Какое облегчение. Миссис Сагден была бы крайне возмущена, если бы Соуки принесла свое потомство на постельном белье. Под моей кроватью ее тоже не было, равно как и на ротанговом стуле рядом с умывальником. Бессмысленно выглядывать в окно, чтобы поискать кошку в сгущавшейся темноте, но я все равно это сделала. Достала из комода кардиган.

Где же она может быть?

Есть, кажется, старая китайская поговорка, предостерегающая от поиска черной кошки в темном лесу, а если нет, то должна быть.

Тем не менее я быстренько гляну в саду и в лесочке. Я взяла фонарь и вышла через заднюю дверь. У Соуки имелось лежбище в кустах снежноягодника. Я вгляделась в проем между кустами – ее дверь. Луч фонарика высветил испуганную соню.

Я медленно обошла Бэтсвингский лес, ища между поваленными деревьями, где в мягкой коре можно устроить ночлег. По моим волосам чиркнул нетопырь.

– Соуки!

Если она разродилась здесь, какая-нибудь лиса могла растерзать и новорожденных котят, да и саму мамашу, учитывая ее слабое состояние.

Я сдалась и вернулась в дом. Миссис Сагден оставила мне ужин в виде пирога и зеленого горошка.

За едой я прочла письмо Маркуса.

Дражайшая Кейт!

Я примчался на вокзал Кинг-Кросс в надежде тебя проводить. Твой поезд как раз покидал вокзал. Так жаль, что я к тебе не успел и толком не попрощался. Время, проведенное с тобой, осветило мою жизнь.

До следующего раза. Скоро, я надеюсь.

Десять из десяти за краткость, Маркус.

Я вернулась из Лондона только вчера, а кажется – прошла целая вечность. Пока мы были там вместе, мне показалось, что Маркус сделает мне предложение, и я не могла придумать вежливого отказа.

Его общество мне нравится. Я спала в его постели. Но это не означает, что я хочу стать женой полицейского инспектора и жить в Хэмпстеде, ожидая по вечерам, когда он придет с работы домой. И все равно, его письмо меня подбодрило. Исходившее от него тепло вызвало у меня чувство вины и неудовлетворенности от того, что я никогда больше не почувствую безнадежную, беспомощную влюбленность.

Письмо же из Йоркширской компании взаимного страхования подняло мне настроение.

Управляющий просил позвонить, чтобы договориться о беседе с ним и главой отдела претензий. Если предстоящий разговор имеет отношение к выслеживанию мошенников, это как нельзя лучше подойдет моему компаньону Сайксу.

Я вернулась в темную комнату. Черная кошка в темном лесу.

Мы переоборудовали чулан в темную комнату вскоре после переезда в этот дом. Ее преимущество заключалось в полнейшем отсутствии света, а недостаток – в неискоренимой духоте.

В каменоломне я пользовалась фотопленкой на шесть кадров, на катушке. Осторожно размотав ее в кювету, я налила проявитель и стала ждать. Работать при моем «безопасном» зеленом свете было приятнее, чем при красном.

Прошло несколько минут. Я вылила проявитель и налила закрепитель. В этом зеленом полумраке мне вдруг остро захотелось, чтобы все в жизни можно было укрепить с такой же легкостью, как фотографический снимок.

Кое-что я сделала исподтишка. Помимо каменоломни, я сделала две фотографии на ферме. Сняла якобы ягненка, но захватила и миссис Конрой, а на другой запечатлела Артура, положившего руку на спину овцы. Я всегда фотографирую с намерением представить свои снимки на конкурс.

Разбитые солнечные часы, общий вид карьера, верстак получились вполне прилично.

Мои украдкой сделанные портреты жены фермера и рабочего не завоевали бы никаких призов.

Теперь настало время заняться фотопластинкой, которую я использовала, чтобы запечатлеть то, что показалось мне отпечатком каблука, и то, что могло быть следом перетаскиваемого тела. Эту фотографию я сделала на краю пруда в каменоломне, где земля была влажной и отпечаток четким.

Тогда я думала, что пруд достаточно глубок, чтобы спрятать в нем тело. Это было до того, как Рэймонд меня просветил. Человек в ботинках может ступить в этот обманчивый пруд и даже не замочить лодыжек.

Все равно мне нужна была фотография.

У меня имелась книжица, которую я люблю читать, – «Нежное искусство фотографии». Неизвестный автор говорит, что каждый снимок должен быть точным, монохромным воспроизведением той сцены, на которую была нацелена камера.

Сцена, на которую нацелила камеру я, используя свой верный актинометр, чтобы точно определить требуемую экспозицию, могла получиться, а могла и не получиться похожей на след каблука и волочения тела. Кто потащит тело к пруду всего несколько дюймов глубиной?

Когда я позволила себе подглядеть, фотография начала проявляться – едва заметные очертания земли, очертания булыжника.

Между проявкой и передержкой существует тонкая грань, как между правдой и тем, что более или менее похоже на правду. О чем скажет этот снимок, кроме того, что я пошла по ложному пути, позволив своему воображению и детским страхам Гарриет разгуляться вместе со мной?

Я вылила проявитель обратно в мерный стаканчик, поставила кювету стоймя и извлекла из нее фотопластинку, взяв за края пальцами. Детали выглядели расплывчато, но темная скала была ясно видна, и я посчитала, что негатив проявлен достаточно.

Каждый раз, когда я достаю из обертки лист самотонирующейся бумаги для печати снимков, меня охватывает ощущение чуда и наслаждения. Производители так осторожно обращаются с фотоматериалами, так благоговейно их упаковывают, что просто одно удовольствие ими заниматься. Если бы жизнь так хорошо заботилась о человечестве! Я положила глянцевую сторону на негатив, зафиксировала в нужном положении заднюю часть рамки и понесла на кухню, чтобы положить на свету.

К тому времени я была готова лечь в постель. Дверь в спальню была слегка приоткрыта. Я толкнула ее и только тогда услышала слабенькое мяуканье.

Соуки заморгала, когда я включила свет. Она лежала на дне ящика моего комода, который я оставила открытым, когда доставала кардиган. Я опустилась на колени, чтобы получше рассмотреть. Кошка с упреком на меня взглянула. Ну, чего ты таращишься, принеси мне поесть. Слепые котята извивались, забираясь друг на дружку, чтобы схватить сосок. Один черный, два черно-белых, два полосатых и один – странного вида маленький гибрид: рыжий, полосатый и белый. Шесть котят.