Энн Перри - Смертная чаша весов

— Да, условие было таким, — ледяным тоном подтвердил граф.

— Вы надеялись на то, что принц согласится его принять? — неумолимо добивался своего Рэтбоун.

Рольф был застигнут врасплох, и ему понадобилось время, чтобы взять себя в руки и ответить на вопрос адвоката.

— Я надеялся, что если у принца сохранились честь и чувство долга, то они возобладают над остальными чувствами, сэр, — сказал граф, глядя не на Оливера, а поверх его головы, на деревянные панели на стенах зала.

— Он дал понять перед вашим приездом, что изменил свое решение, граф Лансдорф? А может быть, какие-то обстоятельства или даже случай позволили вам поверить в то, что прошедшие после отречения годы сделали свое и он изменился? — настойчиво продолжал свои вопросы адвокат.

Граф по-прежнему стоял навытяжку, как солдат, но теперь он уже был больше похож на солдата, услышавшего, как по команде «стой!» щелкнул каблуками карательный взвод.

— Иногда любовное наваждение с годами переходит в нормальное чувство привязанности, — с явным усилием и гримасой отвращения объяснил Рольф. — Я надеялся, что принц Фридрих, узнав о положении своей страны, забудет на время личные чувства и прислушается к голосу долга, в котором его воспитали, и что он, впервые за тридцать лет жизни, будет готов принять на себя свои обязательства.

— Это было бы для него большой жертвой… — осторожно заметил Рэтбоун.

Свидетель бросил на него гневный взгляд.

— Человек многим жертвует ради своей страны, сэр! Разве уважаемый вами англичанин, получив известие о необходимости защищать родину с оружием в руках, скажет вам в ответ, что предпочитает остаться дома со своей женой? — Граф почти задыхался от возмущения. — И пусть захватчик, пусть целые армии топчут землю его родины! Пусть кто-то другой становится под ружье и вместо него вступает в бой, а он предпочитает балы в Венеции и любовные встречи в гондоле! Вы уважали бы такого соотечественника, сэр?

— Нет, не уважал бы, — ответил Оливер, почувствовав весь стыд и боль человека, стоящего перед ним. Фридрих был не только наследным принцем, но и сыном его сестры, это была его собственная кровь. А он, Рэтбоун, заставил беднягу громогласно сделать это горькое признание перед простыми людьми с улицы, да к тому же в чужой стране!

— Вы сказали принцу все это, когда встретились в Уэллборо-холле, граф Лансдорф? — задал адвокат следующий вопрос.

— Да, сказал.

— Что же он ответил?

— Он сказал, что, если его присутствие так необходимо его стране, чтобы бороться за независимость, мы должны пойти на уступки и принять также и его супругу.

По залу, словно волна, пробежал шепоток.

— Зная, как многое зависит от возвращения принца домой, вы готовы были пойти ему навстречу? — прозвучал в наступившей тишине еще один вопрос Рэтбоуна.

Граф еще выше вскинул подбородок.

— Нет, сэр, мы этого не сделали.

На галерке кто-то печально вздохнул.

— Вы сказали «мы», — промолвил Оливер. — Кого еще вы имеете в виду, граф Лансдорф?

— Тех из нас, кто верит в то, что лучшее будущее их страны — это сохранение ее независимости, законов и привилегий, — не задумываясь, ответил свидетель. — Тех, кто считает, что объединение ее с другими германскими государствами, особенно с Пруссией или Австрией, — это откат назад в смутные и жестокие времена.

— И эти сторонники независимости назвали вас своим лидером? — уточнил Рэтбоун.

Рольф посмотрел на адвоката так, будто не понял ни слова из того, что тот сказал.

Оливер подошел поближе, чтобы сосредоточить на себе его внимание.

— Граф Лансдорф, ваша сестра, герцогиня Ульрика, разделяет ваше мнение?

— Да.

— А ваш племянник, наследный принц Вальдо?

Лицо графа осталось непроницаемым, но его еще сильнее застывшая фигура позволяла угадывать его чувства.

— Он придерживается иного мнения, — признался Рольф.

— Разумеется, иначе он давно возглавил бы вашу партию и в возвращении принца Фридриха не было бы необходимости. Как я понимаю, здоровье его величества герцога вызывает серьезные опасения?

— Наш король серьезно болен. Он угасает, — признал Лансдорф.

Рэтбоун чуть повернулся и как бы посмотрел на свидетеля с другой стороны.

— Ваше стремление вернуть принца Фридриха легко можно понять, сэр. Я думаю, что каждый мог бы посочувствовать вам, окажись он в вашем положении, и действовал бы точно так же. Однако трудно понять — а мне лично даже невозможно, — почему нелюбовь к принцессе Гизеле оказалась настолько велика, что от нее невозможно было отказаться даже ради возвращения принца на родину. Это для меня вообще лишено всякого смысла. — Юрист посмотрел на Гизелу. — Принцесса — очаровательная женщина, она была прекрасной женой принцу Фридриху, верной, благородной и остроумной, а ее дом был одним из самых гостеприимных в Европе. Никто никогда не промолвил о ней ни единого плохого слова. Почему вы были готовы пожертвовать успехом вашей борьбы за независимость, только бы не допустить возвращения принцессы вместе с мужем?

Граф Рольф по-прежнему стоял по стойке «смирно», и его опущенные вдоль туловища руки были словно приклеенными.

— Сэр, это давняя история, которой не менее двенадцати лет. Вам же известны из нее лишь последние несколько месяцев, — сказал он сухо. — Надеяться на то, что вы ее поймете, было бы по меньшей мере несерьезным.

— Я должен ее понять, — настаивал Рэтбоун. — И суду это тоже необходимо.

— Я так не считаю, — решительно возразил свидетель. — Это не имеет никакого отношения к смерти принца Фридриха или к клеветническому обвинению графини фон Рюстов.

Судья, наморщив лоб, внимательно посмотрел на Рольфа, однако, когда он заговорил, тон его был предельно вежлив:

— Вы не можете судить об этом, граф Лансдорф. Вы находитесь в английском суде, и здесь я буду решать, что необходимо, а что нет, в соответствии с нашим законодательством. А эти двенадцать джентльменов, — он указал на присяжных, — будут обсуждать и решать, что, по их мнению, является правдой. Разумеется, я не могу принудить вас отвечать на вопросы сэра Оливера. Я только могу предупредить вас о том, что если вы не станете отвечать, то заставите суд поверить в то, что ваше молчание означает сокрытие фактов. Убийство — это уголовное преступление, караемое смертной казнью. Оно совершено в Англии и рассматривается ее судом. Виновные в нем также будут судимы по законам Англии.

Граф побледнел.

— Я не знаю, кто и почему убил принца Фридриха. Задавайте ваши вопросы. — Он не добавил «и черт с вами», но, судя по выражению его лица, видимо, хотел сказать именно это.

— Благодарю вас, ваша честь, — сказал Рэтбоун, глядя на судью, а затем снова повернулся к Рольфу. — Знала ли принцесса Гизела о ваших переговорах, граф Лансдорф?