Энн Перри - Брат мой Каин

Мисс Лэттерли не обманулась в собственных ожиданиях. Миссис Стоунфилд, несмотря на бледное лицо и изможденный вид, держалась с видимым спокойствием.

– Как вы себя чувствуете? – спросила гостья, когда хозяйка проводила ее на кухню – единственное отапливаемое помещение в доме, – оказавшуюся довольно просторной и наполненной приятными запахами свежеиспеченного хлеба и чистого белья, сушившегося на длинных рейках, подвешанных поперек потолка, которые поднимались и опускались с помощью веревки, пропущенной через прикрепленный к стене блок. Больше в кухне никого не было. Кухарку, очевидно, пришлось рассчитать, соблюдая все более жесткую экономию, горничная теперь открывала посетителям дверь, а тяжелую работу, возможно, помогала выполнять какая-нибудь женщина, приходящая один или два раза в неделю. Няню наверняка уволят самой последней, а что касается камердинера, то его услуги обходились столь дорого, что с ним, скорее всего, распрощались без всяких раздумий.

Лицо Женевьевы озарилось мимолетной улыбкой, показавшейся Эстер совершенно непритворной.

– Мы как-нибудь обойдемся. Теперь, когда Энгуса признали умершим, мы найдем человека на место управляющего, чтобы его дело вновь заработало. Я полагаю, некоторое время нам будет довольно тяжело, но потом все образуется. – Она устремила в сторону медсестры искренний взгляд. – Мне, несомненно, приходилось испытывать еще больший голод и сильнее страдать от холода. Детям будет не так просто это понять, но я постараюсь им все объяснить как можно лучше.

– Вы собираетесь назначить управляющим мистера Нивена? – Этот вопрос не имел абсолютно никакого отношения к цели визита мисс Лэттерли, но она задала его, потому что надеялась, что ее собеседница поступит именно так.

Женевьева едва заметно покраснела, однако в ее ответе не чувствовалось даже намека на неловкость. Без лишних извинений и ссылок на необходимость она подошла к стоящему на столе тазу и принялась чистить картошку. Картофелины были старыми, с черными пятнами и множеством проросших глазков. На скамейке лежало также несколько морковок и репок.

– Да, я знакома с ним очень давно, и он кажется мне исключительно порядочным человеком, – откровенно ответила миссис Стоунфилд. – Энгус, наверное, одобрил бы мой выбор.

– Я очень рада. – Эстер попыталась улыбнуться, стараясь смягчить впечатление от слов, которые она собиралась произнести, хотя Женевьева теперь сидела к ней спиной, устроившись за чисто выскобленным деревянным столом.

В этот момент хозяйка дома стремительно обернулась, не выпуская из рук ножа.

– Что у вас? – спросила она с подозрением в голосе. – Что еще могло случиться?

– Ничего. Просто эта история еще не закончилась. Мы не знаем правды, нам пока не удалось выяснить ее до конца…

– Мы ее никогда не узнаем, – угрюмо ответила Женевьева, взглянув на стоящий на плите чайник, прежде чем вновь заняться картошкой. – Но даже если б Кейлеб остался жив, я сомневаюсь, что нам бы это удалось. Я надеялась лишь на то, что власти согласятся признать Энгуса умершим. Я бы пережила, если бы Кейлеба оправдали, как бы несправедливо это ни было.

– Что представлял собой Энгус? – спросила мисс Лэттерли с неожиданной поспешностью. – Как он мог по-прежнему любить Кейлеба, когда тот столь горячо его ненавидел? Почему он раз за разом отправлялся в Ист-Энд? Какой оставшийся с детства долг чести или чувство вины связывали его с человеком, испытывавшим к нему нестерпимое презрение и в конце концов убившим его?

Несколько секунд Женевьева стояла неподвижно, а потом, отложив нож, направилась к большой закопченной плите. Из чайника начал вырываться пар. Достав из серванта фарфоровый заварочный чайник черно-белого цвета и ополоснув его кипятком, она насыпала в него несколько ложек заварки, после чего вылила туда кипяток из большого чайника. Затем, пока чай настаивался, она поставила на стол чашки и принесла из кладовой молоко.

– Я не знаю, – ответила миссис Стоунфилд наконец. – Мне это на самом деле неизвестно. Иногда мне казалось, что он испытывает к Кейлебу не меньшую ненависть, и я умоляла его не встречаться с ним больше. – Опустившись на стоявший напротив стул, она принялась разливать чай. – Временами он жалел его, испытывая что-то вроде вины перед ним, хотя для этого не было причин. Кейлеб мог бы занять такое же положение в жизни, если бы сам того пожелал. Дело обстояло вовсе не так, как если бы им досталось какое-то наследство и Энгус присвоил долю брата.

– Их родители им ничего не оставили? – спросила медсестра.

Женевьева отрицательно покачала головой.

– Если они даже и получили какое-нибудь наследство, оно было столь невелико, что от него давно ничего не осталось. Не хотите молока? Энгус, несомненно, начал собственное дело, поступив на работу в одну из компаний, как любой другой юноша. – Хозяйка протянула Эстер чашку. – Кейлеб мог последовать его примеру, если бы не его безрассудство и упорное нежелание учиться, из-за чего он не получил необходимых знаний. Но я опять должна сказать, что он сам сделал такой выбор. – Теперь она устремила на гостью пристальный взгляд. – Иногда мне кажется, что Энгус жалел Кейлеба, а временами я не могу избавиться от мысли, что он боялся его.

Взяв предложенную ей чашку и поблагодарив хозяйку, мисс Лэттерли с удовольствием попробовала свежий горячий чай.

– Энгус проявлял немалое мужество, возвращаясь в Лаймхаус, чтобы вновь встретиться с Кейлебом, – продолжала свой рассказ Женевьева, – потому что после их предыдущей встречи он пришел домой с серьезными ранами, причем это было уже не первый раз. Он всегда приходил оттуда усталым и подавленным, и я умоляла его прекратить эти поездки. Кейлеб, похоже, не только не испытывал к нему близких чувств, но даже не выражал обычной благодарности за ту помощь, которую оказывал ему мой муж. Это раздражало меня в первую очередь… и к тому же заставляло переживать и самого Энгуса. Он заявлял, что не может ничего с собою поделать. Кейлеб был его братом, братом-близнецом, и между ними существовала связь, разорвать которую было ему явно не под силу. Убедившись, насколько неприятны ему эти разговоры, я решила их не возобновлять.

Позабыв про чай, Женевьева вновь опустила глаза, стараясь скрыть подступившие к ним слезы.

– Если бы вы знали Энгуса, вы поняли бы меня сейчас, – добавила она. – Его отличала порядочность, честь, которой я не встречала больше ни у кого. Единственным другим, столь же благородным и привыкшим делать добро, человеком стал для меня мистер Нивен. По-моему, они сблизились именно по этой причине, и поэтому я могу обратиться к нему сейчас. Энгус наверняка понял бы мой поступок.