Артур Дойл - Его прощальный поклон. Круг красной лампы (сборник)

– В чем дело, Волтерс? – строго спросил Бэйнс.

Констебль вытер платком лоб и облегченно вздохнул.

– Как я рад, что вы пришли, сэр. Я уж боялся, что не высижу здесь до ночи. Нервы, видно, уже не те.

– Нервы, Волтерс? Не думал я, что у вас есть нервы.

– Ну, понимаете, сэр, дом ведь уединенный, тут так тихо, да еще и эта непонятная штука на кухне. А когда вы в окно постучали, я подумал, это снова он явился.

– Кто он?

– Дьявол, сэр. Клянусь вам, это он подходил к окну.

– Кто подходил? Когда?

– Да часа два назад. Тогда как раз начинало смеркаться. Я сидел себе на стуле и читал. Не знаю, что меня заставило поднять глаза, но я увидел лицо, которое всматривалось в меня через нижнюю фрамугу. Боже, сэр, я это лицо не забуду до конца своей жизни…

– Успокойтесь, Волтерс. Вы же полицейский констебль.

– Я знаю, сэр, знаю, но меня это так пробрало, и видел-то я его своими собственными глазами! Оно не было черным, сэр, и белым, и вообще я такого цвета никогда раньше не видел. Какой-то странный цвет, похожий на глину с молочным оттенком. А размер… Сэр, оно было как два ваших лица разом, не меньше. И еще этот взгляд… Огромные круглые выпученные глаза и зубы, как у голодного зверя. Поверьте, сэр, я не то что пошевелиться – дышать не мог, пока оно не метнулось в сторону и не исчезло. Я тотчас выбежал и даже через кусты перелез, но, слава Богу, никого там уже не было.

– Знай я вас не так хорошо, Волтерс, я бы за это на вашем личном деле поставил знак о неблагонадежности. Если даже это был сам дьявол, констебль не должен благодарить Бога за то, что не сумел его задержать. Я надеюсь, вам все это не померещилось от страха?

– Это как раз очень легко выяснить, – сказал Холмс, зажигая фонарик-контейнер. – Да, – сообщил он после беглого осмотра травы под окном, – обувь, я бы сказал, двенадцатого размера. Если его ступни пропорциональны росту, это должен быть настоящий гигант.

– И чем он тут занимался?

– Очевидно, прошел через кусты и направился в сторону дороги.

– Что ж, – сказал инспектор с хмурым и задумчивым лицом, – кто бы это ни был и чего бы ни хотел, он ушел, а у нас сейчас есть дела более неотложные. Мистер Холмс, если позволите, я проведу вас по дому.

Тщательный осмотр всевозможных спален и гостиных не принес никаких результатов. Похоже, обитатели дома ничего или почти ничего с собой не привезли. Вся мебель, вплоть до мелочей, находилась в этом доме еще до того, как он был взят в аренду. Однако от них осталось большое количество одежды с ярлычками «Маркс и К°, Хай-Холборн» [29]. С этим Марксом уже связались, и выяснилось, что о своем заказчике он не знает ровным счетом ничего, кроме того, что платил он всегда исправно. Среди обнаруженных вещей последних жильцов дома помимо всякой мелочи оказалось несколько трубок, а также книги (две из них на испанском), старый револьвер и гитара.

– Ничего интересного, – говорил Бэйнс, со свечой в руке обходя комнату за комнатой. – А теперь, мистер Холмс, я хочу обратить ваше внимание на кухню.

Это было темное помещение в глубине дома, с высокими потолками. В одном углу мы увидели соломенную подстилку, которая явно служила постелью для повара. На столе стояли грязные тарелки и недоеденные блюда – остатки вчерашнего ужина.

– Взгляните сюда, – сказал Бэйнс. – Что вы на это скажете?

Он поднял руку со свечой, чтобы осветить необычный предмет, стоявший на одной из полок кухонного шкафа. Сморщенный и сухой настолько, что с первого взгляда почти невозможно было определить, что это. Понятно было только то, что он черный, обтянутый кожей и формой напоминает крошечную человеческую фигурку. Присмотревшись внимательнее, я сначала решил, что это мумия чернокожего младенца, но потом мне показалось, что это какая-то сильно скрючившаяся старая обезьяна. Я так и не смог понять, человек это или животное. Посередине это тело было перевязано двумя нитками с нанизанными белыми ракушками.

– Очень интересно! – произнес Холмс, всматриваясь в эти жуткие мощи. – Что-нибудь еще?

Не говоря ни слова, Бэйнс подошел к раковине и протянул вперед руку со свечой. В раковине лежали конечности и разорванное на куски тело какой-то крупной белой птицы. Холмс указал на отделенную от тела голову с бородкой.

– Белый петух, – сказал он. – Чрезвычайно интересно. Действительно, все это весьма любопытно.

Но мистер Бэйнс приберег самые зловещие экспонаты напоследок. Из-под раковины он выдвинул цинковое ведро, наполненное кровью, потом взял со стола большое блюдо, на котором кучкой были сложены небольшие куски обуглившихся костей.

– Какое-то существо было убито и сожжено. Мы выгребли это из камина. Утром сюда приезжал врач, он говорит, это не человеческие кости.

Холмс улыбнулся и потер руки.

– Инспектор, я должен поздравить вас с таким незаурядным делом. Ваши силы, не в обиду будь сказано, превосходят ваши возможности.

Глазки инспектора Бэйнса блеснули от удовольствия.

– Вы правы, мистер Холмс, мы у себя в глубинке, можно сказать, скучаем. Дела наподобие этого дают рядовому инспектору возможность проявить себя, и я надеюсь, что не упущу ее. Что вы скажете об этих костях?

– Думаю, это ягненок. Или козленок.

– А белый петух?

– Очень, очень необычный случай, мистер Бэйнс. Я бы даже сказал – уникальный.

– Да, сэр. В этом доме, видно, жили очень странные люди и занимались очень странными вещами. Один из них мертв.

Возможно ли, чтобы его спутники пошли за ним и убили его на дороге? Если это сделали они, им от нас никуда не деться. Все порты уже под наблюдением. Но лично я придерживаюсь другого мнения. Да, сэр, я считаю, что все совсем не так.

– То есть у вас есть своя версия?

– И я намерен сам ее разработать, мистер Холмс. Вы человек известный, а мне еще только предстоит заработать имя. Я был бы рад, если бы потом мог честно сказать, что раскрыл это дело без вашей помощи.

Холмс от души рассмеялся.

– Ну ладно, инспектор! – сказал он. – Вы идите своей дорогой, а я пойду своей. Можете обращаться ко мне в любую минуту, я буду рад поделиться тем, что мне удастся выяснить. Я полагаю, в этом доме я уже увидел все, что хотел, и терять здесь время я не буду. Au revoir [30]и удачи!

Многочисленные, неразличимые для посторонних глаз, едва уловимые признаки в поведении и внешнем виде Холмса подсказывали мне, что он уже напал на след. Любой человек, не знающий его так хорошо, как я, сказал бы, что он, как всегда, невозмутим и спокоен, но все же блеск в глазах и ускорившиеся движения, выдававшие сдерживаемое нетерпение и даже напряженность, свидетельствовали о том, что игра началась. По своему обыкновению, он ничего не рассказывал, а я по своему – не задавал вопросов. Мне было достаточно того, что я участвую в этой охоте и прилагаю свои скромные усилия для поимки дичи, не мешая напряженной работе этого великого разума. В свое время мне будет открыто все.