Артур Дойл - Его прощальный поклон. Круг красной лампы (сборник)

– Все это выглядит действительно очень и очень необычно, – сказал Холмс. – Вы, наверное, вряд ли сами можете как-то объяснить случившееся?

– Это дьявольщина, мистер Холмс. Дьявольщина! – не сдержавшись, перешел на крик Мортимер Тридженнис. – Что-то потустороннее! В ту комнату проникло нечто такое, что лишило их разума. Разве кто-то из людей способен на это?

– Я боюсь, что, если в этом преступлении замешаны потусторонние силы, – сказал Холмс, – то раскрыть его мне, разумеется, будет не под силу. И все же, прежде чем принимать подобную версию, мы должны рассмотреть все обычные объяснения. Что касается вас, мистер Тридженнис, насколько я понимаю, вы каким-то образом были отдалены от своей семьи, раз они жили отдельно, а вы снимаете комнату в другом доме?

– Верно, мистер Холмс, хотя это дело далекого прошлого и с ним давно покончено. Семья наша занималась добычей олова в Редруте [50], но мы выгодно продали свое предприятие крупной компании, и вырученных денег нам хватило, чтобы навсегда отойти от дел. Я не стану скрывать, что из-за раздела денег произошла ссора, и какое-то время мы не общались. Но затем обиды забылись, и у нас сложились прекрасные дружеские отношения.

– Вернемся к тому вечеру, который вы провели вместе. Вам на память не приходит ничего такого, что могло бы иметь хоть какое-то отношение к трагедии? Хорошенько подумайте, мистер Тридженнис, любая мелочь может оказаться полезной.

– Нет, ничего необычного я не заметил, сэр.

– Родственники ваши вели себя, как обычно?

– Да, и настроение у всех было отменное.

– Они никогда не нервничали? Плохих предчувствий у них не было?

– Никогда.

– Значит, ничего такого, что могло бы помочь мне, вы добавить не можете?

Мортимер Тридженнис на минуту задумался.

– Ну вот разве что, – наконец заговорил он, – за столом я сидел спиной к окну, а мой брат Джордж (мы с ним были партнерами по картам) – лицом. И один раз мне показалось, что он как-то особенно внимательно смотрит мне за спину. Я обернулся. Штора была поднята, а окно закрыто. Кроме кустов, во дворе ничего видно не было, но мне на миг показалось, что я заметил в них какое-то движение. Я даже не смог определить, что это, человек или животное, мне просто показалось, что там что-то шевельнулось. Когда я спросил брата, что он там увидел, тот ответил, что у него тоже возникло ощущение, будто там что-то есть. Это все, что я могу добавить.

– И вы не стали проверять, что это было?

– Нет, мы не придали этому значения.

– Значит, когда вы их покидали, у вас не появилось никакого предчувствия беды?

– Ни малейшего.

– Расскажите подробнее, как вы узнали о случившемся так рано утром.

– Я всегда встаю рано и почти каждый день перед завтраком выхожу на прогулку. Сегодня утром не успел я выйти из дому, как меня догнал доктор на своей пролетке. Он сказал, что старая миссис Портер прислала к нему мальчика со срочной запиской. Я сел рядом с ним, и мы поехали дальше вместе. Когда приехали, заглянули в эту жуткую комнату. Свечи и камин погасли, наверное, за несколько часов до этого. Они просидели там всю ночь до утра. Доктор сказал, что Брэнда умерла шесть часов назад. Никаких следов насилия не было. Она просто лежала на ручке своего кресла с этим страшным лицом. Джордж и Оуэн что-то распевали и издавали какие-то нечленораздельные звуки, как две огромные обезьяны. О, это было ужасно! Я не мог на это смотреть, доктор тоже побледнел как мел. Он даже сам рухнул в кресло, еще немного – и нам бы и его пришлось приводить в чувство.

– Очень, очень любопытно! – воскликнул Холмс, встал и взял шляпу. – Думаю, теперь будет лучше без дальнейшего промедления отправиться в Тридэнник-Ворта. Признаюсь, я редко сталкивался с делами, которые при первом рассмотрении представлялись бы такими загадочными.

Наши дальнейшие действия тем утром мало чем помогли расследованию. Однако с самого начала они были отмечены происшествием, которое произвело на меня самое тягостное впечатление. Направляясь к месту трагедии по узкой и извилистой проселочной дорожке, мы услышали грохот едущей нам навстречу кареты и отошли в сторону, чтобы пропустить ее. Когда она проезжала мимо, я мельком заметил искаженное жуткой гримасой лицо, которое, скалясь во весь рот, смотрело на нас через закрытое окно. Эти широко раскрытые глаза и блестящие зубы проплыли мимо, как страшное видение.

– Это братья! – вскричал Мортимер Тридженнис, побледневший как смерть. – Их везут в Хелстон.

Мы провели взглядами удаляющуюся черную карету и продолжили путь к зловещему дому, в котором они встретили свою странную судьбу.

Это было просторное светлое здание, скорее вилла, чем коттедж, с довольно большим садом, который, благодаря корнуоллскому благодатному воздуху, уже был полон цветов. В этот сад и выходило окно гостиной, и именно в него, по словам Мортимера Тридженниса, должно было войти то зло, которое вселило в его братьев такой ужас, что они в один миг лишились рассудка. Холмс какое-то время молча, задумчиво походил между клумбами и по дорожке, ведущей к двери, и лишь после этого мы поднялись на крыльцо. Я помню, он был так поглощен своими мыслями, что споткнулся о лейку, да так, что ее содержимое выплеснулось прямо нам на ноги и залило садовую дорожку. В доме нас встретила пожилая экономка миссис Портер, которая со своей юной помощницей обслуживала семью. На все вопросы Холмса она отвечала с готовностью. Ночью она не слышала ничего. В последнее время хозяева все были в прекрасном настроении, более того, она даже не помнит, чтобы они когда-либо раньше были столь веселы и довольны. Зайдя утром в гостиную и увидев эту компанию за круглым столом, она лишилась чувств. Придя в себя, она первым делом открыла окно, чтобы впустить в комнату свежий воздух, после чего выбежала на дорогу, где встретила сельского мальчишку и послала его за врачом. Леди лежит у себя в спальне, если мы хотим ее увидеть. Четверо сильных мужчин с трудом усадили двух братьев в карету психиатрической больницы. Она в этом доме и на день не останется и сегодня же уезжает к своей семье в Сент-Айвс [51].

Мы поднялись наверх и осмотрели тело. Мисс Брэнда Тридженнис была очень красивой девушкой, хоть и приближалась уже к среднему возрасту. Ее смуглое мягко очерченное лицо было прекрасно даже в смерти, единственное, что омрачало его, был отпечаток страха, последнего чувства, которое она испытала в жизни. Из ее комнаты мы спустились в гостиную, где случилась эта странная трагедия. В камине чернела свежая зола, на столе стояли четыре свечных огарка и лежали беспорядочно разбросанные карты. Кресла были отодвинуты к стенам, но все остальное с ночи осталось нетронутым. Холмс легкими шагами быстро обошел комнату, посидел по очереди во всех креслах, потом придвинул их к столу и расставил в том же порядке, в котором они стояли накануне вечером. Он проверил, какую часть сада было видно, осмотрел пол, потолок и камин, но я ни разу не заметил, чтобы вспыхнули его глаза или сжались губы, подсказав мне, что он увидел проблеск света в этой кромешной темноте.