Николас Блейк - Требуются доказательства. Бренна земная плоть (сборник)

Найджел согласно кивнул. Грязи и без того поднялось уже столько, что дамы, оказавшейся на дне колодца, просто не видно.

Пока Найджел слушал заупокойные речения дяди, суперинтендант вновь занялся опросом гостей. Филиппа Старлинга и Лючию Трейл он нашел в холле. Лючия чудесным образом нашла где-то платье – по-вдовьи траурное и по-женски соблазнительное. Старлинг, устроившийся с противоположной стороны камина, должен был признать, что в том, как Лючия управляется с косметикой, в которой был продуман каждый штрих, есть нечто гениальное. Право, выглядела она весьма впечатляюще, ни дать ни взять Андромаха. Правда, штрих все же не каждый; коротышка-профессор злобно отметил мысленно, что два темных пятна под глазами скорее несут следы грима, нежели горя. Суперинтендант спросил:

– Кто-нибудь из вас слышал о завещании, которое оставил покойный? В садовом домике я его не нашел, хотя, как мне сообщили, все личные бумаги он хранил там.

Лючия встала и, прикрыв согнутой в локте рукой глаза, приняла величественную осанку.

– Зачем вы меня мучаете? Какое мне дело до каких-то там завещаний? Они не вернут мне Фергюса, – срывающимся, дрожащим голосом пролепетала она.

– Не будь идиоткой, Люси, – холодно оборвал ее Старлинг, – ведь это не ты, это суперинтендант ищет завещание. Кстати, почему это тебя смущает? Да, Фергюса это, как ты изволила выразиться, тебе не вернет, но, весьма вероятно, принесет немалую толику его денежек.

– Ах ты, несчастный клоун! – взвилась Лючия. – Есть, есть в жизни вещи поважнее денег, хотя тебе, возможно, этого не понять.

Старлинг побагровел.

– Ой, дорогая, кончай-ка ты этот театр. Ты никогда не имела успеха на сцене, а начинать сначала сейчас, наверное, поздновато. – Лючия, казалось, готова была кинуться на обидчика с кулаками, и Бликли поспешил вмешаться.

– Ну, ну, – увещевающе заговорил он, – все мы немного перенервничали. Правильно ли я понял, мистер Старлинг, что вам ничего не известно о завещании?

– Вы поняли меня правильно, – бросил профессор и прошагал наверх. Далее Бликли переговорил с Эдвардом и Джорджией Кавендиш, которые только что вернулись с прогулки. Он задал им тот же вопрос. Эдвард сказал, что представления не имеет, где бы могло храниться завещание. Джорджия после недолгой паузы сказала:

– Где Фергюс держал его, я тоже не знаю, но как-то он обмолвился, что оставляет мне некоторую сумму.

– Почему бы вам не связаться с его поверенным? – предложил ее брат.

– Со временем непременно это сделаю, сэр.

Кавендиш удивленно посмотрел на него.

– Не знаете ли вы кого-либо из родственников мистера О’Брайана, – продолжал Бликли, – с кем нам следовало бы снестись?

– Боюсь, нет. В разговорах с нами он никогда не упоминал родных, кроме покойных отца и матери. Впрочем, кажется, однажды он заметил, что в Глостершире у него есть двоюродные братья и сестры.

Вскоре вернулся Нотт-Сломан. Суперинтендант встретил его во дворе.

– Ездил покататься на развалюхе Кавендишей, – сам начал разговор Нотт-Сломан. – Проветриться захотелось. В деревне остановился попить. Могу рекомендовать «Бихайв».

– Я, собственно, хотел спросить о завещании О’Брайана. Не знаете, где оно? Никак найти не можем.

– Откуда же мне знать… А что?

– Видите ли, сэр, вы дружили с покойным, вот я и подумал, что, возможно, были свидетелем при его составлении.

– Слушайте, да вы о чем? – насторожился Нотт-Сломан, и глаза его холодно блеснули. – Вы что же, намекаете, что я пытаюсь скрыть нечто? В таком случае позвольте заметить вам…

– Нет, нет, сэр, конечно же, нет. Это формальный опрос…

И все же Нотт-Сломан отошел с видом оскорбленным и задумчивым. Бликли же выругал себя за тактическую ошибку. Вопрос о свидетелях мог пробудить всякие мысли и развязать языки – стоит слуху распространиться, как кто-нибудь решит, что полиция, вопреки собственным утверждениям, не так уж держится за версию самоубийства.

После обеда Найджел оторвал Филиппа Старлинга от сочинения особенно злой статьи, в которой он разоблачал безобразия, допущенные бывшим редактором «Пифийских од», и увлек его к себе в комнату.

– Слушай, Филипп, мне надо узнать подноготную всей этой публики, и ты в этом, вероятно, мог бы помочь. А взамен я обещаю поделиться с тобой, исключительно с тобой, одной историей, которая до поры до времени должна оставаться в тайне. Но для начала один вопрос. Что это за кошка пробежала между тобой и Лючией?

Надменное, неприятное и в то же время чем-то привлекательное лицо Старлинга сделалось жестким. Он посмотрел куда-то в сторону, потом небрежно сказал:

– Ничего особенного. Просто мне нравятся пышные блондинки, а Лючия не любит низкорослых мужчин.

Говорил он точно в том же тоне, в каком пересказывал самые скандальные из своих историй; но Найджел чувствовал, что сейчас Старлинг становится все серьезнее.

– Ясно, – кивнул он. – Извини. Не думаю, правда, что ты на том что-нибудь потерял.

– Да о чем ты, ради всего святого? Это же настоящая сучка. К тому же мало найдешь в мире людей, которые вот так же, как она, обманывали бы себя. Посмотри на ее нынешнее поведение. Прямо-таки вдова фельдмаршала на похоронных церемониях. Заарканить О’Брайана на земле не удалось, так теперь ей очень хочется, чтобы брак состоялся на небесах. Тьфу! Меня тошнит от нее.

– Как ты думаешь, мог О’Брайан оставить ей какие-нибудь деньги?

– Наверное, мог. Связь у них была довольно тесная. К тому же она достигла пика в своей золотоносной профессии. Интересно, что это вы с Бликли так заинтересовались этим завещанием. Что за спешка?

– Фергюс О’Брайан был убит, – бесстрастно уронил Найджел, закуривая сигарету.

Филипп Старлинг протяжно свистнул.

– Что ж, тебе виднее, – вымолвил он наконец.

– И если ты проговоришься, здесь будет еще одно убийство, – улыбнулся Найджел. – А теперь расскажи мне побольше о мисс Трейл.

– Она объявилась в Оксфорде несколько лет назад, играла в местном театре. Довольно бездарно. Но неудачи на подмостках она компенсировала успехами в постели. С ума сводила педелей. В конце концов им пришлось объединить усилия и выкинуть ее из университета. Слишком многих студентов заставляло ее личико превышать свои банковские кредиты.

– А потом?

– Потом она переехала в Лондон. Никаких источников к существованию за вычетом ангелов-хранителей. Последним в ангельской чреде был Кавендиш. Она бросила его ради О’Брайана. У этого крысеныша, я имею в виду Лючию, всегда был потрясающий нюх, она чувствовала, что корабль вот-вот пойдет ко дну. А в нынешнем году, знаешь ли, финансовое положение Кавендиша сильно пошатнулось. Правда, не поручусь, что она просто не запала на О’Брайана. Поначалу ей пришлось бегать за ним, и ей должно было это нравиться. Он держал ее на коротком поводке, и в какой-то момент она начала понимать, что Фергюс дает ей не больше, чем она давала своим прежним партнерам. Лючия в роли выброшенной перчатки – интересное зрелище, и вот это ей уже понравиться не могло…