Николас Блейк - Требуются доказательства. Бренна земная плоть (сборник)

– Стоп, стоп, стоп, – взмолился Найджел, в притворном ужасе прижимая ладони к ушам. – Давайте по очереди, мотив за мотивом, а то вы уже сразу три на меня вывалили, голова кругом идет. Эдвард Кавендиш мог убить О’Брайана, потому что (а) тот увел его девушку, либо (б) он хотел как можно быстрее получить свою долю наследства, либо, наконец, то и другое; Лючия могла убить его, потому что нет ничего страшнее оскорбленного самолюбия женщины. Остается только узнать, что Джорджия – отвергнутая любовница О’Брайана, а Нотт-Сломан – агент ОГПУ, и все – у нас на всех в доме достанет материала. Ах да, забыл: миссис Грант. Что ж, ею могли руководить религиозные чувства.

– А меня за что так обошли вниманием? Даже как-то обидно в стороне оставаться. Сам-то я всегда представлялся себе потенциальным убийцей. Такой уж, понимаешь ли, у меня ум – он натренирован на решение практических жизненных проблем. – Выглядел Старлинг на редкость легкомысленно и невинно, как младенец, но взгляд его оставался острым и проницательным – сейчас он был похож на вундеркинда-переростка.

– Филипп, я бы с удовольствием поставил тебя во главе списка подозреваемых, – вздохнул Найджел, – но беда с мотивами – ничего в голову не приходит.

– Ты прав. Если бы мне хотелось свернуть шею кому-нибудь из этой компании, то это был бы Нотт-Сломан. Мерзкий тип. На войне – штабная крыса, сейчас держит придорожный ресторанчик, и, если тебе удастся предложить мне более тошнотворное сочетание, то я готов съесть собственную шляпу. Добавь к этому, что он обожает рассказывать всякие истории и щелкает орехи при перемене блюд за обедом, – в общем, будь Данте жив, ему пришлось бы придумать для него специальный круг ада. Тьфу на него!

– И где же тот ресторанчик?

– Близ Лондона где-то на повороте в Кингстон. Шикарное местечко, многим нравится. У него особое умение на то, чтобы развернуть такое дело. Не преминет отпустить шлепок подвернувшейся женской заднице и, уверен, цепляет к обеденному фраку все свои военные награды.

– Интересно, что сблизило их с О’Брайаном.

– Да, любопытно узнать, приятель. Быть может, шантаж. Знающие люди поговаривают, что Сломану и Люси случалось работать на пару, так что шантаж вполне вероятен.

– О? – иронически хмыкнул Найджел. – Чего-то подобного я как раз и ожидал. Теперь не хватает только крепкого, убедительного мотива для Джорджии. Жду.

– Нет, нет. В любви к скандалу ради скандала я не уступлю никому, но Джорджия – бабенка славная. Все, что нужно женщине, при ней: симпатичная уродина, эксцентрична, но в меру, остроумна, хорошая кухарка, чувствительна и чувственна, верна, прекрасно – как я слышал – держится на всем, от броненосца до верблюда.

– Всем удалась, только не пышная блондинка, – мягко усмехнулся Найджел.

– Да, все, только не пышная блондинка. Хотя, пожалуй, мог бы изменить своим правилам и подать заявку; но, к сожалению, она ангажирована. О’Брайан, видишь ли. Да. Она ему очень нравилась, да и Джорджия глаз от него не отрывала; не могу понять, отчего они не соединились.

– Это ты и подразумевал, говоря о ее верности?

– Не только. Она и к брату очень привязана. Он, должно быть, лет на десять старше ее, но Джорджия ухаживает за ним, как за единственным сыном. Я только раз видел ее по-настоящему взвинченной – то было на каком-то приеме, где Эдварду стало плохо. Можно подумать, конец света пришел, так она металась по гостиной. Да, она для брата что наседка для цыпленка. Не знаю уж почему. Он – старикан вполне приличный, хотя, без сомнения, из второй лиги.

– Да? А я думал, мозги у него на месте.

– Они есть, но… как бы тебе сказать… мозги финансиста. Их достаточно для того, чтобы сколотить состояние, но недостаточно, чтобы его удержать. В неотдаленном будущем Джорджии придется сильно с ним повозиться. Малый уже сейчас на грани нервного срыва. Нынче все утро бродил по дому с вытянутым лицом и дергающимися руками. Смотреть было жалко. Видит бог, Оксфорд – не самое спокойное место на земле, но в сравнении с фондовой биржей – это сказочная страна.

– А как вели себя другие гости?

– Лючия последовательно принимала позы скорбящей на похоронах, от нее так и несло трагедией: вдова-птичка, оплакивающая возлюбленного, «вдова» – как эвфемизм куртуазности, птица-куртизанка. Мне кажется, девушка действительно чем-то подавлена, так сыграть горе у нее просто таланта бы не хватило. Нотт-Сломан, благодарение богу, почти все время не было дома, а когда заходил – был относительно молчалив: атмосфера не благоприятствовала сальным историям. Бедняга Джорджия почти все время расхаживала с видом обезьянки, с какими дают представления шарманщики. Просто смотреть невозможно – заплакать хочется. Но при этом она остается опорой всей этой публике – добрым ангелом Эдварду, профессиональной сиделкой Лючии – и это, замечу, работа нелегкая, учитывая постоянные стоны и причитания Люси на тему ее разбитого сердца и героя-мученика, так, словно у Джорджии сердце не в десять раз больше и разбивается оно не на пять, а на пятьдесят кусков.

Маленький профессор был заметно удовлетворен вынесенным им вердиктом.

– Ну да, – согласился Найджел, – по-настоящему разбитое сердце себя не демонстрирует.

– Любовь долготерпит, милосердствует.

– Любовь не завидует, не превозносится, не гордится [38], – подхватил Найджел. – И все же, – продолжал он, – есть время играть в цитаты и есть время воздерживаться от игр в цитаты. А что, если, дорогой Филипп, забыть о Писании и обратить свой изощренный от применения ум на решение одной практической проблемы? Порассуждать о том, как это кому-то удалось прошагать пятьдесят ярдов по снегу толщиной в дюйм и не оставить следов?

– Силою веры, старина, силою веры. Вознесение. А может быть, этот малый – йог. Или воспользовался ходулями.

– Ходулями? – внезапно оживился Найджел. – Впрочем, нет, не может быть. От них бы тоже остались следы, а Бликли там все обнюхал, и если бы что было, наверняка бы заметил. Интересно, какие следы от снегоступов остаются? В любом случае – тоже заметные. Все это должно быть до смешного просто.

– Если бы ты представил всю картину, мне было б проще решить эту задачу, – с профессорской нравоучительностью заметил Старлинг. – Я-то думал, что следы есть, четкие следы.

– Есть-то они есть, да только не в ту сторону ведут. Если, конечно, убийца вдруг не очутился в зазеркалье и должен был удалиться от дома. чтобы войти в него.

На лице Филиппа Старлинга появилось всегда так раздражающее, детски капризное выражение.

– А что, в каком-то смысле так оно и было. Твои работы по греческому, Найджел, при всем их блеске, всегда отличались некоторой избыточностью. В погоне за стилем ты совершал элементарные ошибки. Сам ты их называл белыми пятнами и…