Энн Перри - Грехи волка

– Так поедем? – напомнил он. – Мне нужно к вечеру добраться до Тарбат-Несса.

– Верхом-то это долго… – Его собеседник, покачав головой, взглянул на небо, а потом снова на сыщика. – Можно попробовать. День вроде хороший, хоть и ветер. Когда волна переменится, может, и стихнет. Иногда бывает.

Приняв это за выражение согласия, Монк шагнул к лодке.

– А что, больше никого ждать не будем? – спросил перевозчик. – Так если вы один ехать хотите, платить вдвое придется.

Детектив мог бы с полным основанием возразить, что, поскольку он готов грести сам, плата с него должна быть меньше, независимо от того, будут ли в лодке другие пассажиры, но ему не хотелось портить отношения.

– Ладно, поехали. – Лодочник протянул руку, чтобы помочь Уильяму. – Ждать не стоит. Может, найдем кого на Черном острове, кому в Инвернесс нужно.

Опершись на его руку, Монк шагнул в небольшую лодку. Едва он коснулся ногой борта и вся лодка осела под дополнительным грузом его веса, в его мозгу вспыхнуло столь яркое воспоминание, что он замер, другой ногой по-прежнему стоя на причале. Это было не зрительное воспоминание, а лишь ощущение страха и безнадежности, причем такое сильное, что он едва не выскочил обратно.

– Что случилось-то? – встревожился перевозчик. – Вас не укачало? Мы ж еще и не тронулись!

– Да нет, – резко ответил сыщик, предпочитая не вдаваться в объяснения.

– Ну, а если укачало, вы уж, пожалуйста, перегнитесь за борт.

– Не укачало, – повторил Монк в надежде, что говорит правду, и, забравшись в лодку, уселся на корме.

– Если собираетесь помогать, так вы не там сели, – нахмурился его спутник. – Вы когда-нибудь в лодке-то плавали? – Было заметно, что он всерьез в этом сомневается.

Уильям твердо посмотрел на него:

– Просто вспомнил, как это было в прошлый раз, потому и замешкался. Вспомнил людей, с которыми плыл, – добавил он на случай, если новому знакомому показалось, что он испугался.

– Вот как! – Лодочник подвинулся, освобождая место, и Монк, устроившись рядом с ним, взялся за второе весло. – Я, может, и дурак, что согласился, – продолжал он, покачав головой. – Надеюсь, не придется пожалеть об этом, когда попадем в волну. Только тогда вы уж сидите тихо, а то мы оба в воде окажемся. А я плавать не умею.

– Ладно, если я вас спасу, плата назад, – сухо отозвался детектив.

– Нет уж, коли вы же нас и перевернете – плату не отдам. – Перевозчик поднял на своего пассажира открытый взгляд. – А теперь кончайте болтать и налегайте на весло!

Уильям послушно умолк, прежде всего потому, что теперь все его внимание поглощало старание двигаться в такт с лодочником. Ему вовсе не хотелось попасть в еще более глупое положение, чем то, в которое он уже успел себя поставить.

Минут десять они плыли достаточно быстро, и Монк чувствовал себя все более уверенно. Небольшая лодка легко скользила по воде, и путешествие начинало ему нравиться. После нескольких недель мучительного умственного напряжения, после совершенно бесплодного сидения в набитом зале суда было приятно целиком отдаться физической работе. Грести оказалось не так уж трудно. День был ясный, и в слепящем блеске солнечных бликов на воде море с небом сливались в единую бескрайнюю синеву, чья бесконечность вызывала не страх, а ощущение свободы. Холодный ветер дул в лицо, и на губах стыли соленые брызги.

Внезапно их подхватило течением и волнами прилива. Сыщик едва не выронил весло. Краем глаза он поймал ироническую усмешку лодочника и, крякнув, принялся грести изо всех сил. К своему смущению, он обнаружил, что не в состоянии, вырвавшись вперед напарника, повернуть лодку, а только удерживает ее в ровном положении. Лодка медленно двигалась поперек течения к далекому берегу Черного острова.

Детектив попробовал сосредоточиться на мыслях о том, что ждет его на ферме Мэри Фэррелайн. Вариантов было не слишком много. Либо она вообще пустует, и тогда отсутствие арендной платы вполне понятно, а Байярд Макайвор – просто неумелый лентяй, либо арендатор на ферме есть, но платы от него Байярд никогда не получал, либо, наконец, Байярд получал деньги, но по какой-то причине не отдавал их хозяйке.

Скорее всего, он присвоил их или потратил на уплату тайных долгов, с которыми не мог открыто рассчитаться из своих законных средств. Другая женщина – вот что в первую очередь приходит на ум. Разве не мог он влюбиться в кого-то, кроме Айлиш, еще до нее? Или это ошибка молодости, и он вынужден платить, чтобы сохранить ее в тайне и от Айлиш, и от Уны? Такая догадка неожиданно расстроила Монка. Господи, ему-то что за дело?! Главное, что кто-то убил Мэри, и если будет доказано, что это Байярд Макайвор, на Эстер не останется и тени подозрений.

Они уже достигли середины пролива. Здесь течение было сильнее. Уильяму приходилось грести в полную силу, всем телом налегая на весло и упершись ногами в дно лодки. У него уже ныли плечи, в то время как движения перевозчика оставались ровными и ритмичными и, казалось, не стоили этому мужчине никакого труда. Он по-прежнему едва заметно улыбался. Встретившись с ним взглядом, сыщик отвернулся.

Он попытался двигаться ритмичнее, чтобы избежать боли в спине при каждом движении. Должно быть, он слишком слаб для подобных непривычных упражнений, если они даются ему с таким трудом. Интересно, всегда ли так было? Или до несчастного случая Уильям был другим – ездил верхом, занимался на Темзе греблей, играл в мяч? Ничто не может подсказать ему ответ. Однако он не слишком толст и достаточно силен. Значит, физические нагрузки для него не в новинку.

Неожиданно Монк обнаружил, что думает об Эстер, и это почему-то рассердило его. Возможность потерять эту девушку оказалась для него гораздо более мучительной, чем ему хотелось. И теперь его привела в негодование собственная уязвимость. Детектив всегда гордился своей храбростью – качеством, которое превыше всего ценил и в других людях. Он считал это качество краеугольным камнем, на котором покоится все. Если нет храбрости, человек беззащитен, подвержен любым житейским бурям, любым ударам судьбы. Долго ли просуществует справедливость, если у людей не хватит мужества за нее бороться? Лучше не думать, какое притворство, лицемерие и обман воцарятся тогда в мире! Что остается от скромности, когда человек не решается признаться в собственных ошибках или невежестве, не в силах вернуться назад и начать все сначала? Чего стоит все прочее – великодушие, честность, надежда и даже сочувствие, – если боишься отстаивать их до конца? Страх способен погубить все.

И все же как Уильям страдал в эти дни от боли и одиночества! Воспоминание об этом было еще слишком свежо. Это можно было выдержать день, два дня, но бесконечно!.. Черт бы побрал эту Эстер!