Патрик Квентин - Головоломка для дураков. Алый круг. Семеро с Голгофы (сборник)

– Дед погиб, говоришь? – переспросил Мартин.

– Да. Это случилось в тысяча девятьсот двадцатом году, вскоре после плебисцита по поводу образования Лиги наций. Виньяры – а они, как вам вскоре станет ясно, проявляли активность не только в религии, но и в политике – вели тайную кампанию против Лиги. Штауфахер-дед, который уже давно вышел из секты, пригрозил разоблачениями некоторых sub rosa [36]действий виньяров. Так он подписал себе смертный приговор.

– И как же приговор был приведен в исполнение? – спросил Алекс.

Пол нерешительно посмотрел на Синтию.

– Говори, – настойчиво попросила Мэри. – Надо полагать, его закололи со спины ледорубом.

– Не ледорубом, но, верно, закололи, закололи со спины. Рядом с телом обнаружили знак Семерых с Голгофы. Убийцу так и не нашли.

Уортинг молчал. Слишком долго молчал.

– Слушай, Леннокс, старик, – вклинился он в разговор, – ну и что все это нам дает? Ты тут разглагольствуешь о виньярах, Семерых с Голгофы, дедах там всяких, но на самом-то деле ничего нам не говоришь.

– Терпение, Уортинг, – остановил его Мартин. – Пол просто выстраивает драматургию – мое влияние в духе Макиавелли. Не перебивай его. Пол, ты сказал что-то о двух редких книгах из университетской библиотеки, посвященных этому предмету.

– Да. Это «Volksmythologie der Schweiz» Вернера Курбранда и «Nachgeschichte des gnostischen Glaubens» Людвига Урмайера. Обе были опубликованы в Германии в конце восьмидесятых годов и с тех пор не переиздавались.

– Прошу прощения, Пол, – проворчал Алекс. – Эти перекатывающиеся немецкие звуки хороши для тебя с Мартином, но и остальным бы хотелось понять, что они означают.

– Хорошо, – улыбнулся Пол. – Итак: Курбранд «Народная мифология Швейцарии» и Урмайер «История гностических верований». Объединив кое-какие фрагменты этих книг – всего лишь второстепенные отсылки – с тем, что поведал мне Жан Штауфахер, я как раз и получил некоторое представление о виньярах. Я сделал тогда огромное количество выписок – старая академическая привычка – и, натолкнувшись вчера в газетах на упоминание о Семерых с Голгофы, естественно, все вспомнил. Ну что за несчастье с этой трубкой, все время гаснет!

Все были настолько заинтригованы, что никто – даже Ричард Уортинг – не сказал ни слова, пока Пол тщательно, пожалуй, даже чуть дольше, чем это было необходимо, раскуривал трубку.

– Швейцарская история, знаете ли, – заговорил он, наконец, – не такая уж идиллия, как о том можно судить по нынешней безмятежной жизни этой страны. Всякие конфликты возникали, и религиозные, и политические. Тот, о котором говорим мы с вами, корнями уходит в начало четвертого века, когда в Швейцарии впервые утвердилось христианство.

Первым епископам приходилось нелегко. Они были вынуждены не только противостоять язычеству, но и яростно сражаться с гностиками в собственных рядах. Затем произошло нашествие варваров, и христианство в Швейцарии практически исчезло с лица земли – то есть оно перестало быть хоть сколько-нибудь заметно – до тех самых пор, пока в конце шестого века не начал свою миссионерскую деятельность святой Колумбан [37].

Однако же на протяжении всего этого времени безусловного с виду господства варваров христианство продолжало жить в подполье усилиями немногих священников и сохранивших преданность вере семей первых неофитов. А поскольку продолжало жить христианство, постольку кое-где сохранилась и гностика.

– Минуточку, Пол. – Это снова был Алекс, чье сознание ученого жаждало точности и ясности во всем. – Я, знаешь ли, не особенно разбираюсь в ересях и тому подобном. Что такое гностика?

– Дорогой мой Алекс, мне и на то, чтобы растолковать, что такое виньярдизм, понадобится если не весь, то большая часть остатка дня, а уж если за гностику браться, придется попросить Син оставить нас на ночь. Но, говоря коротко, гностика некогда зародилась как высокое религиозно-философское учение, основанное на трудах мистика Валентина, которое, однако, быстро выродилось в изрядный набор мифологем, наполовину христианских, наполовину языческих, а в конце концов превратилось просто в обрядовое шарлатанство.

– Спасибо. – Алекс удовлетворенно кивнул. – Продолжай.

– Первоначально доктрина Семерых с Голгофы возникла, судя по всему, в маленьком местечке Альтдорфа, кантон Ури, где сформировалась немногочисленная замкнутая община чрезвычайно сильных в духовном и физическом отношении людей, находившихся под влиянием одного из ранних гностиков. Учение его они понимали не до конца – возможно, он и сам его не вполне понимал, – и с течением столетий создали то, что в какой-то степени может быть названо их религией.

– В формальном смысле это было христианство, хотя и еретического толка – так ведь и мандеи – это формально христиане-еретики, пусть даже Иисуса они называли именем Нбу и считали его злым духом. Участники этой урианской секты (тогда они еще не называли себя виньярами) не заходили так же далеко, как их преемники, но уже переместили Христа на какое-то малозначительное место в своей седьмице.

– Седьмице? – на сей раз удивляться пришла очередь Мартина.

– Должен признать, – недовольно пожал плечами Пол, – что я сам придумал этот термин, он мне понадобился, чтобы доморощенным образом перевести немецкое слово Siebenfaltigkeit [38]. Седьмица по отношению к троице – это же самое, что семь по отношению к трем; иными словами, в их пантеоне семь богов.

– И символ это как раз означает?

– Да. Насколько я могу судить, большинство из вас уже поняли, что знак – это не прописная буква F, как объявили газеты, а семерка в европейском ее написании. Ступени же могут иметь два смысла – на этот счет Урмайер и Курбранд расходятся. Первый утверждает, что они символизирует превосходство семерки над тройкой, то есть, виньярской седьмицы над христианской троицей. Ну а Курбранд стоит на том, что это указание на Крест Голгофы, установленный на трех ступенях. С точки зрения истории секты, первое предположение кажется более вероятным, однако название – Семеро с Голгофы – подталкивает в противоположную сторону.

– Это официальное наименование секты? – спросил Мартин.

– Так называл ее Жан Штауфахер.

– И кто эти семеро божественных лиц?

– Тут надо разбираться в мистической космогонии. Кое-какими началами знаний в этой области ты, Мартин, обладаешь, так что наверняка уловишь отчетливые переклички с гностикой. В начале было Нечто – Бог всего, то, что Валентин называет Глубиной. Сектанты, люди слишком невежественные для того, чтобы вникать в суть таких понятий, как Космос, или Urmacht, называли это первоначальное Нечто просто Богом. Судя по всему, этот Бог был занят только одним – он думал. Никакого желания творить у него не было. Но однажды – если в такой связи уместно говорить о днях, – ему пришла в голову некая мысль, самому ему не понравившаяся, – мы бы могли назвать ее злой мыслью. Он отбросил ее от себя, и она зажила независимой жизнью и обрела собственную силу.