Найо Марш - Прелюдия к убийству. Смерть в баре (сборник)

– Я сейчас о другом. Ведь если имело место убийство, то оно, скорее всего, было предумышленным. Хотя бы это вы отрицать не будете?

– Нет. Этого я отрицать не буду.

– Отлично. А теперь предположим, что убийца – он. И не знает, что разразится буря. Согласитесь, было бы подозрительно, если бы он отказался от заранее оговоренной встречи без какой-либо видимой причины.

– Согласен. Это выглядело бы подозрительно. Но я одного понять не могу: почему мистер Ледж сам не рассказал мне все это?

– Потому что он на грани нервного срыва из-за того, что некоторые свидетели настроены против него. Кроме того, вчера вечером вы так на него насели, что он лишился всякой способности к рациональному мышлению. А еще…

– Минуточку! – воскликнул Аллейн. – Откуда эти сведения? Вы что – встречались с ним сегодня утром?

Если Дециму и смутил вопрос, она постаралась этого не показать. А потому напустилась на старшего инспектора:

– Да, я видела его! И едва узнала. Он весь словно комок напряженных нервов и близок к истерике. Еще немного – и он сознается в преступлении, которого не совершал.

– А как насчет преступления, которое он совершил? – осведомился Аллейн. – В нем он сознаваться не собирается? В этом было бы куда больше смысла, вы не находите?

Похоже, эти слова пробрали ее до костей. Девушка вздрогнула, с шумом втянула в легкие воздух и приложила кончики дрожащих пальцев к губам. Теперь она сильно походила на маленького провинившегося ребенка.

– Значит, вы знали об этом с самого начала? – пролепетала она.

Аллейн ждал, что Децима разгневается на него, выпустит, как говорится, свои иголки, в крайнем случае изобразит непонимание. Но ее внезапная капитуляция, вызвавшая у него немалое удивление, заставила быстро принять решение. И он решил сказать ей правду – до определенных пределов, разумеется. Ложь она бы мгновенно распознала. А тут, что называется, откровенность за откровенность.

– Мы ждем, – произнес он, – рапорта относительно его отпечатков. И когда получим его, у нас появится официальное подтверждение, что на Леджа заведено уголовное дело. Но мы действительно подозревали его в сокрытии этой информации с самого начала, а после ваших слов лишь утвердились в своих подозрениях.

– И вы, значит, мгновенно сложив два и два, пришли к абсурдному решению? – возмущенно воскликнула девушка.

– Почему абсурдному? Извините, но я вас не совсем понимаю.

– Да потому что почти наверняка подумали, что раз он не пришел к вам и не сказал: «Да, я находился под судом и следствием», – то он, стало быть, и есть убийца. Но при этом вам совершенно наплевать на его чувства. А вы имеете хотя бы отдаленное представление о том, что может чувствовать человек, который, отсидев срок в тюрьме, пытается вернуться в общество, чтобы заработать на кусок хлеба? Думали ли о том, что происходит с несчастным, которого вы сажаете за решетку? Как меняются его сознание, образ мыслей, взгляды на жизнь? Сильно в этом сомневаюсь. Зато вы в оба глаза следите за такими людьми, когда они выходят на свободу, чтобы, не дай бог, они не устроились на хорошее место, и считаете своим долгом предупреждать возможного работодателя о наличии темного пятна в их биографии. На мой взгляд, осужденных лучше сразу посылать на виселицу, чем подрезать им потом крылья, не позволяя возродиться к новой жизни.

– С моей точки зрения, это ужасная аналогия, – возразил Аллейн. – И ко всему прочему ложная.

– Ничего подобного. Разве вы не понимаете, почему Ледж так напуган? Он только что перестал отмечаться в полиции и наконец получил небольшой кусочек свободы. И страшно боится снова оказаться за решеткой. Пусть даже его страх не обоснован. И потому я говорю вам: оставьте его в покое! Оставьте его в покое!

– Как давно вы знаете о том, что он сидел? – поинтересовался Аллейн.

Децима неожиданно вскочила с места и провела рукой по лбу, как будто у нее заболела голова.

– Скажем так, какое-то время.

– Он сам вам в этом признался? И когда, если не секрет?

– Когда получил работу, – сухо ответила Децима.

Аллейн не поверил ей, но тем не менее очень вежливо спросил:

– Наверное, подобная откровенность вас шокировала, не так ли? – А поскольку Децима промолчала, добавил: – А вы знаете, за что он попал в тюрьму?

– Не знаю и не хочу знать. И не надо говорить мне об этом. Что бы он ни сделал, бедняга, то получил за это сполна. И даже сверх меры. Не желаю ничего об этом слышать.

Аллейн, глядя на ее горячность, с некоторым удивлением подумал, что она и в самом деле не желает знать, за что Ледж получил срок. И отражение этой мысли, должно быть, промелькнуло у него на лице, поскольку взгляд Децимы сделался еще более недружелюбным, даже, пожалуй, враждебным.

Испектор тут же поторопился сказать:

– Впрочем, все это не так важно. В действительности я бы хотел узнать совсем другое. В то утро, когда вы встретились с Уочменом на тропе у кустов, вы находились с ним наедине? Все время, пока разговаривали?

У девушки на лице проступила тревога, и Аллейн подумал, что на этот раз она боится не за Леджа, а за себя. Во всяком случае, глаза у нее расширились, а щеки побледнели, чего раньше не наблюдалось.

– Да. То есть нет. Кажется, в самом конце разговора, когда я собралась уходить, на тропе появились Норман Кьюбитт и Себастьян Пэриш.

– Вам кажется?

– Нет. Эти двое стали подниматься по тропе. Теперь я вспомнила это совершенно точно.

– И тем не менее, – произнес Аллейн, – когда я спросил у них сегодня, видели ли они утром в пятницу Уочмена, они заявили, что не видели.

– Наверное, они просто об этом забыли.

– Неужели вы сами верите в то, что говорите? Они припомнили каждое слово, сказанное Уочменом в последние часы его жизни. И говорили об этом со всей уверенностью. Как же они могли забыть о встрече с ним? Ведь когда вы ушли, они почти наверняка проводили его до гостиницы!

– Они не забыли об этом, – проговорила Децима.

– Значит, все-таки не забыли?

– Не забыли, но не сказали вам. Из-за меня. Потому что… хм… считают себя джентльменами.

Аллейн молчал, ожидая продолжения.

– Ну и пусть себе считают, – заявила девушка. – Мне такого рода благородство несвойственно. Поэтому я расскажу вам все. Эти господа вспугнули Уочмена, когда последний, скажем так, попытался покуситься на мою скромность. Мне его попытки не доставляли удовольствия, и я прямо сказала, что в этой связи думаю о нем. Полагаю, Кьюбитт и Пэриш услышали это и испугались, что вы переключите внимание с Роберта Леджа на мою персону.

– Возможно, – согласился Аллейн. – Похоже, они сомневаются в моих способностях детектива и принимают за какого-то хамелеона.