Найо Марш - Прелюдия к убийству. Смерть в баре (сборник)

– Ах ты…

Воспользовавшись секундным замешательством Люка, она вскочила на ноги и посмотрела на него сверху вниз.

– Боже, как бы мне хотелось, – процедила она прерывающимся от ярости голосом, – чтобы вы никогда сюда больше не приезжали!

Потом наступило мгновение тишины, показавшееся им обоим чуть ли не вечностью.

Уочмен тоже поднялся на ноги и в следующий момент отработанным механическим движением, в котором было что-то от движения робота, хотя он все еще содрогался от обуревавших его эмоций, крепко схватил девушку за плечи, притиснул к себе и с силой поцеловал в губы. Затем молча отпустил ее и даже отступил на шаг или два.

– Знаете что, – сказала Децима неожиданно ровным и спокойным голосом. – Для всех будет лучше, если вы сейчас уйдете. Потому что мне очень хочется вас убить. Честно.

Секундой позже они услышали звуки шагов и увидели взбиравшихся по тропинке на холм Нормана Кьюбитта и Себастьяна Пэриша.

Уочмен, Кьюбитт и Пэриш сидели в баре для почетных гостей и полдничали. Мисс Дарра в баре так и не появилась. Последний раз Кьюбитт и Пэриш видели ее у моря, где она, посасывая кисточку, не без самодовольства рассматривала свой ужасный этюд.

Похоже, она все еще работала, когда приятели, отправившись после утреннего сеанса на прогулку, столкнулись на холме с Уочменом и Децимой. Поэтому за ланчем Уочмену пришлось рассказать им слепленную на скорую руку фальшивую историю о неожиданной встрече с Децимой, а также о том, как они поругались, заспорив о перспективах развития левого движения Кумби.

Кьюбитт и Пэриш делали вид, что верят каждому его слову. Особенно в этом смысле преуспел Пэриш, с готовностью кивавший всякий раз, когда его кузен заканчивал очередную фразу. Но из-за всего вышеупомянутого обстановка за ланчем сложилась, прямо скажем, довольно напряженная. Это не говоря уже о том, что приятелям почти одновременно пришла в голову одна и та же мысль: их отношения дали трещину. К примеру, Норман Кьюбитт, который особенно остро воспринимал такие вещи, думал о том, что их компания разваливается, и они с Пэришем, обсуждая и осуждая втайне поступки Уочмена, будто отгородились от того невидимым барьером. Все это Кьюбитту очень не нравилось, и он для поддержания разговора даже пытался задавать какие-то вопросы, но всякий раз делал это невпопад, отчего витавшая над столом атмосфера дискомфорта только усиливалась. Уочмен отвечал на редкие вопросы вежливо, но сдержанно, как если бы разговаривал с малознакомыми людьми, и тем самым, казалось, еще больше отдалялся от приятелей. Короче говоря, к тому времени, когда к столу подали кофе и сыр, в комнате окончательно установилось неловкое молчание.

После ланча они даже отказались от вошедших у них в привычку посиделок в курилке. Кьюбитт сослался на то, что ему необходимо вернуться на пристань, чтобы завершить начатый набросок, Пэриш сообщил, что устал и хочет немного поспать, а Уочмен вышел из комнаты, пробормотав нечто маловразумительное относительно недописанного письма.

Таким образом, они не видели друг друга до самого вечера, когда вновь собрались в баре, чтобы выпить по коктейлю перед обедом. К этому времени рыболовные лодки уже вернулись с промысла, и бар был почти полон. Три молодых человека присоединились к местной публике и с удовольствием поддерживали разговор с рыбаками, лишь бы не оказаться вновь в своей компании наедине с невеселыми мыслями. Они знали, что обедать им предстоит вместе в закутке перед камином, и подсознательно оттягивали этот момент. Когда же последний моряк из местных, выпив «на посошок», сказал, что на море начинается шторм, и отправился восвояси, молодые люди, вновь оставшись втроем, будто в унисон вздрогнули от стука захлопывающейся двери и некоторое время сидели в полном молчании. Пэриш попытался, правда, затеять общий разговор, но поддержки не получил, поскольку, как недавно выяснилось, им было нечего сказать друг другу. Так, почти не нарушая тишины, они съели обед, после чего Уочмен вынул из кармана трубку и начал набивать ее.

– Что это? – неожиданно произнес Пэриш. – Только послушайте!

– Наверное, прилив начался, – процедил Уочмен. – И волны перехлестывают через прибрежные скалы Кумби-рока.

– Нет. Не похоже. Вы прислушайтесь.

В это мгновение тишину комнаты нарушил отдаленный тяжелый рокот.

– Может, это гром? – предположил Пэриш.

Некоторое время все молча вслушивались в доносившиеся до них звуки, потом Пэриш добавил:

– Чертов морской климат!

Что интересно, в деревне в это время все стихло, в атмосфере не ощущалось ни малейшего дуновения ветра, воздух, казалось, неожиданно загустел и потяжелел, будто налившись свинцом, а шторы на окнах разом повисли, словно паруса в штиль. Возможно, именно по этой причине прозвучавшие за окном звуки шагов показались присутствующим особенно громкими. Тишина в комнате продлилась еще минуту, после чего обсуждение погоды возобновилось с новой силой.

Кьюбитт, нервно поведя плечами, произнес:

– Такое ощущение, будто некий великан где-то в Дартмуре начал бить колотушкой по гигантскому металлическому противню.

– Ничего не скажу насчет великанов, обитающих в Дартмуре, но в театре грозу изображают именно так, – заметил Пэриш.

– «В театре!» – с раздражением передразнил его Уочмен. – Только об этом и говоришь! Можно подумать, что на свете ничего кроме театра не существует.

– Боже! Что с тобой происходит? Злишься на меня из-за какой-то ерунды, – удивился Пэриш.

– Извини. Ты тут ни при чем. Просто атмосферное давление резко упало, – пробормотал Уочмен.

– Ненавижу грозы с громом и молнией, – признался Кьюбитт. – В такие минуты у меня появляется чувство, будто с меня содрали кожу и буря терзает мои обнаженные нервы. Мерзкое ощущение, должен вам заметить.

– А мне, наоборот, бури и грозы нравятся, – спокойно сказал Уочмен.

– Вот и поговорили. И последнее слово, как всегда, осталось за тобой, – произнес Пэриш, со значением посмотрев на Кьюбитта.

Уочмен поднялся с места и прошел к окну. В это время дверь распахнулась, и в комнату вплыла миссис Ивс с подносом в руках.

– Шторм, что ли, начинается? – осведомился Пэриш.

– Похоже на то, сэр. Небо потемнело прямо как не знаю что, – сказала миссис Ивс.

Следующий раскат грома показался собравшимся куда громче и длиннее предыдущих. Впрочем, миссис Ивс не обратила на это внимания, быстро убрала со стола и удалилась. Кьюбитт же вздрогнул, выбрался из-за стола и, подойдя к камину, облокотился о каминную полку. В комнате сделалось заметно темнее, нежели минутой раньше. Над крышей дома в сторону моря промчалась большая стая чаек, издававших неприятные резкие крики. Уочмен задернул шторы и присел на подоконник. По стеклу застучали тяжелые редкие капли начинающегося дождя. Скоро дождь усилился, и с улицы стали доноситься влажные всплески, похожие на аплодисменты.