Майкл Иннес - Смерть в апартаментах ректора

Эплби перешел к спинке. Кресло приводилось в движение одним горизонтально расположенным рычагом, который снимался откручиванием шарообразных ручек с двух сторон. Эплби отвинтил их совершенно машинально, чтобы потом снять отпечатки пальцев. Затем он оглядел небольшое помещение. В нем, как и говорил Додд, было полно всякого хлама, в большинстве своем, очевидно, некогда принадлежавшего Титлоу. Аркебуза. Какая-то сникшая акула в стеклянном ящике, похожем на аквариум. Там же находилась пара гипсовых скульптурных копий, включая лежавшую статую Венеры, за которой, несомненно, и нашли револьвер. Эплби, не рискуя сесть в кресло, уселся на живот богини и глубоко задумался.

Половина одиннадцатого. Амплби еще жив и находится у себя в кабинете. Его застрелили где-то в другом месте между половиной одиннадцатого и одиннадцатью… Эплби вдруг снова вспомнил минувшую ночь. Тишина Епископского дворика, защищенного мощной чередой зданий часовни, библиотеки и зала собраний. Прерывистый шум и грохот машин, слышанный им в Садовом сквере, перераставший в рев по мере приближения к Школьной улице. Даже ночью каждые пять минут выдавался удачный момент, когда можно выстрелить из револьвера и тебя никто не услышит.

Амплби убили здесь, в Садовом сквере, а потом отвезли тело обратно в кабинет. Его убили в одно время и в одном месте, после чего представили, что его убили в другое время и в другом месте. В другое время и в другом месте – значит, он был убит кем-то другим. Алиби… Нет, не то… Был второй выстрел. Задержаться, чтобы сделать второй выстрел – значит остаться без алиби. Расстроить чужое алиби… Вот это лучше… И тут к изображению выплывающей из мглы жуткой колымаги добавилась новая деталь. У ног мертвеца лежал ящик – или мешок, – полный костей.

Эплби поднялся с холодного и бесчувственного лона Афродиты и медленно вышел из кладовки. В вестибюле он задержался. Налево – комнаты Хэвеленда: там обитали кости. Направо – апартаменты Поунолла: кровь на ковре. Он снова вышел в Садовый сквер и принялся бродить между деревьев. Инспектор был всецело поглощен анализом следующей логической выкладки:

«Он не мог доказать, что не совершал этого там и в течение двадцати минут, если бы оставались улики, указывавшие на его виновность. Но он мог доказать, что не совершал этого здесь и сейчас».

Эплби добавил комментарий: «Изворотливый тип, он перезарядил оружие и оставил револьвер в таком виде, что из него сделали один выстрел». Затем добавил вопрос: «А вторая пуля?» И наконец, совершенно неуместно завершил все собственной мыслью: «И все же надо совершить прогулку. Сейчас же».

Эплби неотлучно находился на территории колледжа Святого Антония с той минуты, когда вчера днем вышел у его ворот из большого желтого «Бентли». К тому же он почувствовал, что ему надо сменить обстановку, и уже наметил примерный маршрут, где можно было сочетать приятное с полезным. Планы на прогулку несколько расстроились обнаружением револьвера, однако теперь Эплби твердо решил не откладывать ее. Бутерброд и кружка пива у «Барклая», а затем в путь. Он уже проходил через арку в Суррейский дворик, когда заметил приближающегося мистера Дейтона-Кларка. Лицо последнего в дополнение к обычной снисходительной отеческой строгости лучилось радушным гостеприимством древнего храма науки. У Эплби упало сердце. И неспроста, как выяснилось позже.

– А-а, мистер Эплби! Я как раз вас искал. Покорнейше прошу вас отобедать со мной, если вы располагаете временем. Мне бы очень хотелось снова поговорить с вами. У меня нам подадут что-нибудь незамысловатое.

У Эплби почти не было времени, а уж желания – тем более. Однако у него не хватило духу отказаться. Возможно, сказалась глубоко укоренившаяся привычка воспитанного молодого человека с радостью принимать приглашения старших. Или же чутье сыщика подспудно нашептывало, что ему надо бы изменить свои планы. Как бы там ни было, Эплби пробормотал подобающие слова благодарности и с покорным видом проследовал за Дейтоном-Кларком. Он с некоторым наслаждением ощупывал унесенную им рукоятку рычага от кресла для мытья. Она наверняка озадачит декана.

На обед подали филе камбалы, вальдшнепов и груши фламбе – все это под великолепный местный рейнвейн. Повара колледжей – мастера на подобные угощения, и студенты, а порой и профессора, часто устраивают званые обеды. Однако Эплби нашел довольно странным подобный способ развлекать полицейского не при исполнении или, наоборот, при исполнении служебных обязанностей. В поведении Дейтона-Кларка сквозила какая-то скрытая неуверенность. Его прекрасная, но несколько вычурная столовая, великолепные, но слегка неуместные вальдшнепы – все это говорило о растерянности декана. И опять он начал разговор неуверенным тоном. Со своими коллегами, даже в трудных и неловких ситуациях, декан действовал быстро, непринужденно и корректно. Однако если к щекотливой ситуации добавлялся некий «чужак», статус которого вызывал у него стеснение, то он частенько смущался. Во время обеда в его разговоре проскальзывали фразы, причастные к «высокому слогу», носящие оттенок помпезности, которыми изобиловала его первая беседа с Эплби. Однако теперь, как и тогда, ему наконец удалось перейти к прямому изложению. Говорил он много, но на сей раз лишь с едва заметными намеками на то, что он произносит официальную речь.

– Вы, должно быть, помните, как я вчера вечером говорил о том, насколько ужасной явилась кончина ректора именно теперь, в преддверии предстоящих торжеств. Все это весьма странно и несколько второстепенно, по крайней мере так мне показалось. И я тщательно это обдумывал. Мне кажется, что на самом деле я пытался выдумать несуществующие сложности, дабы скрыть от самого себя проблемы, которые существовали и продолжают существовать. Я решительно отвергал саму мысль о том, что ректора мог убить кто-то из нашего научного сообщества. Мне очень хотелось, вопреки логике, что вы наверняка заметили, чтобы предпосылки и мотивы убийства лежали как можно дальше от колледжа Святого Антония.

Лишь теперь мне ясно, до какой степени я (совершенно непреднамеренно) игнорировал или даже искажал очевидные факты. Я склонялся к тому, чтобы рассматривать, например, эти кости как свидетельство какого-то безумного поползновения извне на порядок и здравый смысл, царящие в нашем учебном заведении. Я сумел исключить мысль о том, что научные интересы некоторых моих коллег сделают возможным обладание ими этих костей. И, что еще более примечательно, я преуспел в том, чтобы забыть о психическом недуге бедного Хэвеленда.

Наступила пауза, во время которой слуга декана подал кофе. Эплби вспомнил периодические паузы в гостиной Поунолла тем утром. Но если паузы в речи Поунолла являлись непроизвольными, то Дейтон-Кларк, похоже, делал их для того, чтобы подчеркнуть и усилить свою точку зрения. Если не пришлый безумец, то хотя бы сумасшедший среди них. В этом и заключалась суть сказанного деканом. А его главный мотив, как и прежде, состоял в желании свести скандал к минимуму… Однако он продолжил: