Глэдис Митчелл - Убийства в Солтмарше. Убийство в опере

Признаков скорби он не выказывал, разве что был задумчив и раздражителен. На эксперимент миссис Брэдли согласился сразу, хоть ничего и не понял, — и сам не возражал полезть, и нам разрешил. С Гэтти он разговаривал вполне прилично и даже предложил нам выпить. Миссис Брэдли поблагодарила от имени всех, но сказала, что дело прежде всего.

День стоял дивный. После убийств, уж не знаю почему, погода исправилась. Я растянулся на крыше, умостившись в желобок между двумя скатами; туловище было на солнце, а ноги в тени. Солнышко пригревало; устроился я удобно и, прикрыв шляпой лицо, ждал сигнала. Берт шел по списку первым, Гэтти вторым, а я третьим. Сигнал последовал минут через пять. Я вытянул ноги, встал сначала на четвереньки, потом на колени и осторожно пополз вдоль желобка в сторону гостиной. Во время ночного приключения Гэтти был в теннисных туфлях, и сегодня мы все обулись так же. Пока я полз, поглядывал на задний двор. Там находился слуга Фостер Вашингтон Йорк. В его красивых руках был топор, которым он колол дрова. Держался слуга с царственной грацией, я даже загляделся. Однако же для нашего эксперимента требовалась тишина; я тщетно пытался привлечь его внимание; потом из-за угла появилась миссис Брэдли и попросила его прекратить работу.

Я старался передвигаться ловко, как кошка, но весь перепачкался, потерял опору и стал сползать, пока моя нога не уперлась в сточный желоб. Потом я спустился, и мы пошли изучать записи Уильяма.

Разница в нашем весе была не настолько велика, чтобы Уильям заметил существенные отличия. Берт весил немногим больше восьмидесяти килограммов, Гэтти поменьше семидесяти, а я где-то посередине.

— Не могла Кора определить, кто там ползал, — заключил я.

Миссис Брэдли поблагодарила Берта и сделала мне знак уйти вместе с остальными. Я счел это неразумным. Если Кору убил Берт, к чему я уже склонялся, не годится слабой и хрупкой женщине оставаться с ним наедине. И потому, выпроводив остальных, я остановился на небольшом расстоянии от дома на тот случай, если Берт что-нибудь выкинет. Он ничего не выкинул, и через десять минут появилась миссис Брэдли. Выйдя из ворот, она со зловещим добродушием помахала нам.

— Нашли доказательства? — спросил я.

— Доказательства?

— Что Берт убил Кору.

— А, нет. А вы этого ожидали? Он ведь ее и не убивал.

— Слишком уж он спокоен, — заметил я.

— Если бы он горевал, было бы куда подозрительнее. Как по-вашему?

Ее заявление застало меня врасплох, и я его обдумывал, пока мы спускались с горы.

— Вы видели, как слуга колол дрова? — спросила миссис Брэдли.

— Видел. Складный парень, правда?

— Да. — В следующий раз она заговорила, когда мы подошли к воротам Манор-Хауса. — А как в деревне относятся к цветным? Только не нужно ходить и расспрашивать! Не хочу, чтобы беднягу записали в убийцы. Я должна как-то выяснить… А нельзя ли попросить мистера Куттса, чтобы он прочел на эту тему проповедь? Тогда я смогу спокойно работать, и люди не будут связывать мои расспросы с убийствами.

Старый Куттс, который всегда рад подсказкам, с удовольствием воплотил ее идею в жизнь в своем воскресном выступлении. Да, тут я согласен с миссис Куттс. Его потуги никак не назовешь проповедью.

В понедельник я пошел в «Герб Морнингтона» — в баре шла оживленная дискуссия. Все соглашались с тем, что негры тоже люди, и относиться к ним следует как к нашим братьям-христианам. Камнем преткновения стал, однако, вопрос о смешанных браках. Никто не желал жениться на негритянке, а от мысли, что их дочери могут выйти замуж за негров, у спорщиков просто пена на губах вскипала — больше чем от пива, которое они тем временем усердно поглощали.

Я, нечего и говорить, следовал нашему негласному уговору и сам никого ни о чем не расспрашивал, а если спор разгорался при мне, повторял тезисы викария.

— Ну и как? — спросила меня миссис Брэдли.

Я рассказал ей про общий настрой и поинтересовался делом Коры.

— Это уже другой разговор. — На миг миссис Брэдли призадумалась, потом неожиданно поинтересовалась:

— Мэг хоронили в пятницу, не так ли?

Я ответил утвердительно.

— Как я уже упоминала, убийца старался поменьше рисковать. — Она говорила словно сама с собой. — Однако между вторником и четвергом он пошел на большой риск.

— То есть?

Миссис Брэдли только фыркнула.

— Просветите меня, — попросил я.

— Не знаю, как быть, — сказала она наконец. — Я ведь не мстительна. И казнь через повешение не одобряю. Порой об этом жалею. Все бы отдала, лишь бы не уметь смотреть на события с разных точек зрения.

А иногда, дорогой Ноэль, просто хочется верить в адские муки.

В заключение речи она взвизгнула — куда там трубе иерихонской. Совершенно невозможная женщина.

Суд над Робертом Кэнди, обвиняемым в убийстве Мэг Тосстик, начался двадцатого октября, во вторник, а закончился в полдень, в субботу. Старик разрешил мне оставаться в городе, пока идет процесс, и я пообещал регулярно писать ему, как обстоят дела.

После гибели Мэг Тосстик миновало одиннадцать недель и один день, а после гибели Коры Маккенли — ровно одиннадцать недель. Как мы и думали, Боба обвинили в убийстве матери и младенца, а он объявил себя невиновным и в том, и в другом преступлении. В результате дознания по делу об убийстве Коры, проведенного на следующий день после эксгумации, был вынесен вердикт: убийство, совершенное одним или несколькими лицами. Некоторые умники — немногочисленные, но весьма упрямые крикуны — не из нашей деревни, а из Мач-Хартли и Литтл-Хартли, а также из окрестностей Боссингбери — придерживались мнения, что и тут виновен Боб — дескать, все три убийства совершил он. Даже миссис Гэтти, теперь уже совсем нормальная и избранная председателем деревенского Общества любителей драмы и оперы, сказала мне, что, учитывая наследственность Боба, от него можно ждать чего угодно. Она, нечего и говорить, по-своему была права, но у Боба, по счастью, оказалось алиби на вторник, который теперь уже и полиция считала днем смерти Коры. Боб целый день провозился у викария в саду, пытаясь привести его в благопристойный вид: мы ожидали приезда епископа, и миссис Куттс, я помню, надеялась, что он погостит дня два или три. Епископ так и не приехал; наверное, известие об убийстве его отпугнуло.

Тем не менее алиби у Боба было — до самого вечера, когда он вернулся в «Герб Морнингтона». Все работники таверны могли поклясться, что после половины седьмого Боб никуда не отлучался, даже ночью: его сосед по комнате, бармен Пичи, до утра не сомкнул глаз, бедняга, из-за нарыва на пальце.

Я уже бывал на заседаниях мировых судей, но на настоящем процессе с присяжными — ни разу и ужасно нервничал. Вдруг Боба признают виновным? Страшно даже подумать, что его могут повесить, невыносимо! Я разглядывал сэра Фердинанда Лестрейнджа. Он процитировал своему помощнику (я отлично читаю по губам) изречение Горация, а тот ответил цитатой из Теренция. Берту бы понравилось.