Дональд Томас - Шерлок Холмс и крест короля

Вооружившись медным механическим карандашом, Холмс сделал несколько записей на безукоризненно накрахмаленной белой манжете своей рубашки. Очевидно, он получил ответ на свой вопрос.

— Если мы верно определили температуру воздуха, Ватсон, — а я не думаю, что погрешность велика, — удельный вес этого минерала составляет три целых и девятьсот девяносто три тысячных. Вряд ли это андрадит: я осторожно тронул его перочинным ножом, но царапины на поверхности не осталось. На цирконий и ему подобные камни также не похоже. Следовательно, перед нами та или иная разновидность корунда. Тверже его могут быть только алмаз и карборунд. А по шкале твердости, созданной в тысяча восемьсот двенадцатом году неподражаемым профессором Фридрихом Моосом, данное значение превосходит лишь алмаз. Но это однозначно не он, поскольку удельный вес слишком велик. Вот, пожалуй, и все выводы, которые мы сейчас можем сделать.

Я давно ждал, когда Холмс произнесет нечто подобное. Из боязни уязвить его я не обмолвился о том, что простой комок глины, подобранный на линкольнширском болоте, вовсе не обязательно скрывает внутри бриллиант или является ценной уликой. Молча наблюдая за работой своего друга, я с тоской думал о сне: наутро нам предстояла долгая дорога. Наконец я зевнул, потянулся и, попросив меня извинить, отправился в постель.

Полагаю, моя голова опустилась на подушку примерно в половине двенадцатого, а через несколько часов меня разбудил ужасающий вопль. Именно так я представлял себе крики банши — привидений-плакальщиц из старинных ирландских сказаний. Я сел на кровати. Сердце бешено колотилось от испуга, к которому в немалой степени примешивалась досада.

Прежде чем я успел зажечь свечу, безумный визг повторился. Он доносился снизу. Вполне очнувшись ото сна, я понял, что слышу не крик одушевленного существа, а какой-то механический звук. Часы показывали десять минут четвертого. Очевидно, Шерлок Холмс еще не ложился.

Я нисколько не сомневался в том, что вой и скрежет, поднявшие меня с постели, не только были слышны по всей лестнице, но и переполошили жителей соседних домов на Бейкер-стрит. Завязав пояс халата и вооружившись свечой, я направился в гостиную. На полпути вниз я заметил на маленьком стульчике у двери одинокую фигуру. Свет дрожащего свечного пламени явил моему взору миссис Хадсон. Наша почтенная хозяйка сидела, закутавшись в шаль, накинутую поверх ночной сорочки, и слегка раскачивалась взад-вперед. Закрыв лицо руками, она причитала, словно рыдая без слез:

— О, этот звук! Этот ужасный, ужасный звук! Когда же он прекратится? — Тут достойная леди подняла глаза и увидела меня, стоящего на площадке лестницы со свечой в руке, подобно призраку Банко [8] Персонаж трагедии Уильяма Шекспира «Макбет». на сцене театра «Лицеум». — О доктор Ватсон! Ни один из джентльменов, что жили здесь все эти годы, не был для меня столь тяжким испытанием, как мистер Холмс! Что же мне делать?! Что я скажу завтра нашей соседке миссис Армитаж?

— Да, да, сочувствую вам, миссис Хадсон, — сказал я умиротворяющим тоном. — А теперь возвращайтесь в постель и предоставьте это дело мне. Обещаю, скоро воцарится тишина.

Чувствуя нетерпеливое любопытство, возраставшее с каждой секундой, я взялся за ручку двери. Гостиная оказалась заперта. Тогда я принялся со всей мощью своего праведного гнева колотить в дубовую панель. Шум прервался, послышались шаги Холмса, в замочной скважине звякнул ключ. Распахнув дверь, мой друг почти втащил меня в комнату. Глаза его горели.

Я увидел, что к краю стола привинчен шлифовальный круг: трение лезвия перочинного ножа о поверхность шершавого камня и было источником разбудившего меня звука. Кроме того, Холмс, очевидно, поработал тем же манером над камешком мисс Кастельно. Теперь сквозь его серо-бурую оболочку с одного бока тускло просвечивало нечто похожее на темно-синее стекло.

— Корунд, Ватсон! Минерал, разновидностями которого являются рубин и сапфир. Вот это голубой сапфир, причем такой, какой не стыдно вправить в английскую корону! Он едва не затерялся в грязи времени и забвения! Выслушав рассказ нашей уважаемой клиентки, я заподозрил нечто в таком роде, хотя с трудом верил своему предположению. Только получив удельный вес, равный трем целым и девятьсот девяносто трем тысячным, я перестал сомневаться. Все стало ясно: цифра оказалась самую малость ниже нормы, но это объясняется температурой воздуха в комнате.

— Корунд?

— В зависимости от формы кристаллов, он существует в виде рубина или сапфира. Рубин при белом свете поглощает все оттенки, кроме красного, и, соответственно, имеет красный цвет. Если же камень, как в нашем случае, отражает только голубой, это сапфир. Возьмите лупу, и вы отчетливо увидите: кристаллы удлинены и заострены. У рубина они четырехугольные и менее вытянуты.

— По-моему, этот камень мало похож на драгоценность.

— Неудивительно — он столько лет пролежал в земле. Но в результате умелой шлифовки сапфир приобретет надлежащий вид.

— Надеюсь, это произойдет не нынче ночью. Вы ведь не хотите, чтобы миссис Хадсон выставила нас обоих за порог!

Холмс лукаво усмехнулся.

— Будь по-вашему. Мы узнали достаточно и теперь на верном пути. Дождемся утра: оно подтвердит нашу правоту.

— Выходит, от братьев Кастельно кто-то избавился ради несчастного крошечного камешка?

— О нет, мой дорогой Ватсон! Боюсь, вы не видите сути проблемы. Дело не в камешке. На кону большее, гораздо большее.

Утро застало нас в поезде. Мы должны были проехать Кембридж, Или, Кингс-Линн, по новому мосту переправиться через реку и наконец прибыть в Саттон-Кросс. Едва мы достигли северных окраин Лондона, туман рассеялся. Бледно-голубое октябрьское небо окаймляла желтоватая полоска у горизонта. С железной дороги почти не было видно крыш кембриджских колледжей; шпили средневекового собора в городке Или лишь несколько мгновений мелькали в окне вагона. Как бы то ни было, Холмса пейзажи не занимали. Он составлял телеграмму в Скотленд-Ярд для инспектора Лестрейда, в которой сообщал о нашей заинтересованности делом пропавших братьев и просил по мере возможности подготовить для нас почву, то есть сделать так, чтобы линкольнширская полиция не доставляла нам хлопот. Лестрейд ответил, что, если мы желаем тратить время на дела, завершающиеся банальным «пропал без вести» или «найден утонувшим», препятствовать никто не станет.

Во время путешествий Холмс много читал, но выбор книг всегда был целенаправленным. Невозможно представить, чтобы мой друг наслаждался тихим очарованием романов Джейн Остин или волнующими сюжетами Вальтера Скотта. Им он предпочитал сочинения Роберта Браунинга и Томаса Гуда, которые восхищали его своими мрачными познаниями о болезненных искажениях человеческой личности. Если Холмс хотел получить удовольствие от чтения, он набивал трубку крепким табаком и брал в руки том, повествующий о каком-нибудь выдающемся преступнике — к примеру, о знаменитом отравителе докторе Уильяме Палмере.