Найо Марш - Занавес опускается: Детективные романы (Форель и Фемида • Пение под покровом ночи • Занавес опускается)

Сестра Кеттл, слегка вспотев, выкатила свой велосипед на вершину Уоттс-хилл и остановилась. Внизу лежала деревушка Суивнингс. Над двумя-тремя трубами вился дымок, крыши тонули в окружающей зелени, богатая форелью речка Чайн струилась между лугом и рощицей, ловко огибая опоры двух мостов. Безупречный пейзаж, гармония которого не нарушалась ни единой архитектурной погрешностью.

«Прелесть, прямо картинка», — одобрительно подумала сестра Кеттл. И ей вспомнились робкие акварели, которые писала леди Лакландер, сидя на этом самом месте. Кроме того, на ум ей пришли иллюстрированные карты, какие висят в лондонском метро, карты с разбросанными там и сям забавными домиками, деревцами и человечками. Если глядеть на деревню сверху, Суивнингс походит на такую карту. Поглядев на аккуратные поля, изгороди и реку, сестра Кеттл мысленно украсила пейзаж надписями в фигурных рамках и наивно вырисованными фигурками, довершив сходство.

Вниз с Уоттс-хилл круто спускалась под гору дорога, убегавшая в долину. Между дорогой и Чайном был склон, поделенный на три участка: каждый — с деревьями, садом и старинным домом. Эти участки принадлежали главным землевладельцам Суивнингса: Мистеру Данберри-Финну, капитану Сайсу и полковнику Картаретту.

На карте, решила сестра Кеттл, надо бы изобразить маленького мистера Данберри-Финна в окружении его кошек у Джейкобс-коттеджа и миниатюрного капитана Сайса в «Нагорье», стреляющего из лука. По соседству, в Хаммер-фарм (когда-то это была ферма, но теперь многое на ней переменилось), надо изобразить миссис Картаретт, смешивающую коктейли, и изящную Розу Картаретт, ее падчерицу, пропалывающую грядки. Сестра Кеттл вгляделась пристальнее. Да, так и есть, далеко внизу, не на воображаемой карте, а на самом деле, виднелся крошечный полковник Картаретт собственной персоной — он шел вдоль арендованной им прибрежной полоски, к востоку от нижнего моста, а за ним на почтительном расстоянии следовал его спаниель Скип. На плече у полковника висела корзина для рыбы, а в руке была удочка.

«Вечерняя рыбалка, — подумала сестра Кеттл. — Опять он гоняется за Старушенцией». И она нанесла на свою воображаемую карту Старушенцию — огромную форель, высовывающуюся из-под Нижнего моста, с надписью в фигурной рамочке.

На дальнем конце низины, на площадке для гольфа у Нанспардона, будет изображен мистер Джордж Лакландер, играющий сам с собой в гольф и — добавила про себя любившая посплетничать сестра Кеттл — поглядывающий через долину в сторону миссис Картаретт. Сына Лакландера, доктора Марка, надо будет нарисовать с черным саквояжем в руке, а над ним пусть пролетает аист. А последней в этой веренице дворян станет старая леди Лакландер, грузно сидящая на табуретке перед этюдником, и ее супруг, сэр Гарольд, увы, лежащий на одре болезни в большой спальне, крыша которой, как водится на подобных картах, будет снята, чтобы больного было лучше видно.

На карте сразу будет ясно, как дорога с холма, сворачивая вправо, а потом влево, четко отделяет дворян от тех, кого сестра Кеттл именовала «обычными людьми». К западу от дороги лежали владения Данберри-Финна, Сайса, Картаретта и, главное, Лакландера. Вдоль восточной стороны дороги стояли в ряд пять тщательно ухоженных домиков под соломенными крышами, деревенская лавка, а по ту сторону Монашьего моста — церковь, дом приходского священника и трактир «Мальчишка и Осел».

Вот и все. Ни тебе придорожных закусочных, ни тебе магазинчиков, к которым сестра Кеттл привыкла относиться с презрением, ни подделок под старинную архитектуру — ничто не замутняло совершенства Суивнингса. Сестра Кеттл, затащив своих еле дышащих от усталости знакомых на вершину Уоттс-хилл, бывало, указывала пальчиком на долину и ликующе восклицала: «Здесь все радует глаз», однако цитаты не заканчивала [1] Миссионерский гимн Реджинальда Эбера (Reginald Heber): What though the spicy breezes blow soft o’er Ceylon’s isle; Though every prospect pleases, and only man is vile? In vain with lavish kindness the gifts of God are strown; The heathen in his blindness bows down to wood and stone. «Missionary Hymn», st. 2 (1819). Неужели любое место приятно, и только человек — мерзок? (Примечание верстальщика). , ибо в Суивнингсе даже Человек и тот не является сосудом греха. С выражением удовольствия на сияющем и добродушном лице она села на велосипед и пустилась вниз по дороге. Мимо проносились изгороди и деревья. Наконец трясти стало поменьше, и слева показалась живая изгородь из боярышника, окружавшая Джейкобс-коттедж. Издали доносился голос мистера Октавиуса Данберри-Финна.

— Божественно! — изрекал мистер Данберри-Финн. — Наслаждение! Рыбка!

Ему отвечали кошачьи трели.

Сестра Кеттл свернула на тропинку, ловко затормозила, неуклюже вильнула рулем и остановилась у калитки мистера Данберри-Финна.

— Добрый вечер, — сказала она, упираясь в калитку и не оставляя седла.

Она глянула в проем, образованный в густой изгороди. Мистер Данберри-Финн в своем елизаветинском саду кормил ужином кошек. В Суивнингсе мистера Финна (своим близким знакомым он позволял опускать первую часть фамилии), вообще говоря, считали личностью более чем эксцентричной, но сестра Кеттл привыкла к нему и ни чуточки не боялась. На мистере Финне был ветхий, вышитый бисером ночной колпак с кисточкой. На колпаке сидели дешевые очки — теперь мистер Финн снял их и приветственно ими помахивал.

— Вы явились ко мне, — изрек он, — как некое божество на колеснице, изображенное хитроумным Иниго Джонсом [2] Джонс Иниго (1513–1652) — английский архитектор, утверждал в архитектуре ясность композиции и благородство пропорций классического зодчества. . Так доброго вам вечера, сестра Кеттл. А что стряслось с вашей машиной?

— Пустяки, маленькая косметическая операция, — ответила сестра Кеттл и, не замечая, как скривился мистер Финн от ее неувядающего легкомыслия, бодро продолжала: — Ну, как же вам живется? Я вижу, вы кисок кормите.

— Мои домочадцы, — кивнул мистер Финн, — как видите, вкушают ужин. Фатима! — воскликнул он и грузно присел на корточки. — Роковая женщина! Мисс Мягкая Лапка! Еще кусочек рыбки? Ешьте, мои дивные кошечки.

Восемь кошек, поглощавшие из восьми мисок рыбу, не отреагировали на эти заигрывания. Девятая кошка, только что завершившая трапезу, умывалась. Она глянула на мистера Финна, моргнула и с выражением нежности на мордочке разлеглась, чтобы накормить трех своих толстых котят.