Энн Перри - Палач из Гайд-парка

– Ты все еще пытаешься делать вид, что ее чувство преходяще, – тихо ответила Шарлотта. Она подошла к окну, оперлась локтями на подоконник и стала глядеть в сад. Аккуратно подстриженный газон, осененный деревьями, простирался до самой стены, увитой розами. – Но это не так, ты же знаешь. Я думаю, что теперь полностью понимаю все, как оно есть. Она действительно его любит.

Эмили подошла и стала рядом, тоже глядя в сад, испещренный солнечными пятнами.

– Но это кончится трагически, – сказала она тихо. – И никак иначе.

– Но она может выйти за него замуж.

Эмили взглянула прямо в глаза сестре.

– И что потом? – резко осведомилась она. – Вряд ли после этого она будет принята в обществе, при этом никогда не сможет освоиться в театральной среде. И будет ни то ни се. И как долго оно может продлиться, это счастье?

– А как долго оно вообще продолжается? – ответила Шарлотта.

– О, перестань! Сама я очень счастлива, и не говори мне, что ты – нет, потому что я просто не поверю тебе.

– Ну конечно, счастлива. А подумай, сколько людей пророчили, что все кончится для меня плохо.

Эмили опять оглядела сад.

– Ну, твое положение совсем другое.

– Нет, это не так, – возразила Шарлотта. – Я вышла замуж за человека, о котором все мои друзья твердили, что он бесконечно ниже меня и практически не имеет денег, о которых стоило бы даже упоминать.

– Но Томас человек твоего возраста. Во всяком случае, он только на несколько лет старше, а так как раз и должно быть. И он христианин.

– Вот в этом-то вся трудность, так как Джошуа еврей, – невесело согласилась Шарлотта. – Но ведь и мистер Дизраэли был еврей. Однако это не помешало стать ему премьер-министром, и королева считала его замечательным человеком. И очень его любила.

– Потому что он бессовестно ей льстил, а мистер Гладстон этого делать не пожелал, – ответила Эмили. – Он был несчастный старик и вечно твердил о необходимости добродетели. – Ее лицо повеселело. – Хотя я слышала, что на самом деле он был неравнодушен к женщинам, чрезвычайно неравнодушен. Мне рассказывала об этом Элиза Хэррогейт. – Эмили говорила почти шепотом. – Она рассказывала, что он просто не мог владеть собой в присутствии хорошенькой женщины любого возраста и положения. А это представляет его несколько в ином свете, правда?

Шарлотта внимательно взглянула на сестру – проверить, шутит она или говорит серьезно. И громко рассмеялась. Мысль была очень забавна и неожиданна.

– Возможно, он и королеве предлагал нечто интимное, – продолжала Эмили, тоже начиная хихикать. – И может быть, поэтому ей не нравился?

– Ты порешь невероятную чепуху, – наконец отсмеялась Шарлотта, – и все это не имеет никакого отношения к предмету нашего разговора.

– Да, полагаю, не имеет. – Эмили снова стала очень серьезна. – Что же делать? Я отказываюсь молча наблюдать за тем, что происходит. Мама идет прямиком к гибели.

– Не вижу, что бы такое ты могла сделать и переменить положение, – мрачно ответила Шарлотта. – Единственное, на что мы можем надеяться, – что все это придет к естественному концу, прежде чем ей будет нанесен непоправимый вред.

– Нет, это безнадежно. И мы не должны быть столь бездеятельны, – возразила Эмили, снова отворачиваясь от окна.

– Это не бездействие. Мы не можем вмешиваться в личные дела другого человека, отнимать у мамы право на собственный выбор.

– Но… – начала Эмили.

– А как подвигается избирательная кампания? – намеренно перебила ее Шарлотта.

Та пожала плечами.

– Ладно, сдаюсь, но ненадолго. А что касается избирательной кампании, то она идет на удивление хорошо. – Тонкие брови ее приподнялись, глаза снова широко распахнулись. – За последние два дня в газетах было несколько чрезвычайно лестных статей. Я чего-то не понимаю, но кто-то явно переменил свое мнение и теперь целиком выступает за Джека, или, вернее сказать, против мистера Эттли.

– Как странно, – задумчиво ответила Шарлотта. – Для этого существует какая-то неизвестная нам причина.

– Нет, Джек не примкнул к «Узкому кругу», если ты это имеешь в виду, – твердо сказала Эмили. – Клянусь, что это так.

– Конечно, нет, я и не сомневаюсь, – успокаивающе ответила Шарлотта. – Я просто хочу сказать, что подобная перемена может иметь некое отношение к «Узкому кругу». У них могут быть для этого свои резоны.

– Но почему? Джек ничего для них не делал.

– Я не это имею в виду. – Шарлотта глубоко вздохнула. – Эттли обрушился на полицию. Ты не думаешь, что некоторые люди в полиции занимают высокое положение и в «Узком круге» и Эттли не настолько глуп, чтобы не понимать этого?

– О! Как помощник должностного чиновника, отвечающего за порядок в определенном районе? – Весь вид Эмили выражал крайнее недоверие.

– Так было с Микой Драммондом, – напомнила Шарлотта.

– Да, но там было другое. Он не пользовался властью. А Джайлс Фарнсуорт – другое дело, и он обязательно свяжется с нужными людьми в целях самозащиты. Конечно, он на это пойдет.

– Но если совершенно оставить его в стороне, – продолжала Шарлотта, – тогда мы не знаем, кто еще может быть в этом заинтересован.

– Что ты имеешь в виду? – настойчиво спросила Эмили. – О ком ты еще думаешь?

– Да о ком угодно, – ответила Шарлотта. – Например, это может быть – по тому, что мы о нем знаем, – и премьер-министр. Нам очень многое неизвестно об «Узком круге». Мы не знаем, кому они хранят верность. Там могут быть такие связи, о которых постороннему и помыслить нельзя.

Теперь Эмили глядела на нее очень серьезно.

– Так, значит, Эттли мог потерпеть поражение из-за своих нападок на полицию? Что же, он не мог знать заранее о том, как это опасно?

– Нет, если он заранее не знал, что Фарнсуорт тоже член «Круга». Если, конечно, все дело во Фарнсуорте. И если они находятся в разных слоях «Круга». Но с его стороны было, конечно, глупостью не подумать о такой вероятности загодя.

Эмили нахмурилась.

– Он, наверное, считал, что ему ничего не угрожает. Шарлотта, а может быть… может быть в «Узком круге» соперничество? Такое случается?

– Думаю, что да. Но, возможно, все это держится в такой тайне, что Эттли мог обо всем этом и не знать, – задумчиво ответила Шарлотта. – Драммонд говорил, что он знал только нескольких других членов, и то из своего «кружка». Это средство самозащиты для «Узкого круга». Только его старейшины знают все остальные имена. Поэтому никто из недовольных не может предать других.

– Но тогда каким же образом они могут знать, кто свой, а кто нет? – резонно поинтересовалась Эмили.

– Наверное, у них есть какие-то условные знаки, – ответила Шарлотта. – Какие-то тайные способы узнавать друг друга, если потребуется.