Найо Марш - Рука в перчатке

После этого рассказа (который вполне мог оказаться выдумкой) Бимбо не сообщил больше ничего интересного. Бросив взгляд на его стол: там лежало много нераспечатанной корреспонденции, в том числе несколько счетов и письмо из нотариальной конторы, адресованное Бенедикту Артуру Доддсу, — Аллейн взял с Бимбо слово подписать свои показания и собрался уходить.

— Не провожайте меня, — попросил он вежливо. — Я сам найду дорогу.

Бимбо не успел сдвинуться с места, как Аллейн вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Он не удивился, увидев в коридоре Дезире. Она выглядела сейчас более возбужденной, и Аллейн приписал это действию бренди. Но в общем Дезире оставалась самой собой.

— Я тебя ждала. Есть проблема.

— Какого рода?

— На самом деле это не проблема, но я все равно должна тебе сказать. Меня гложет совесть. Я поступила глупо, показав тебе письмо Пи Пи. Оно действительно было адресовано не мне.

— А кому?

— Пи Пи не сказал. Но он только что мне позвонил, страшно расстроенный, и попросил сжечь письмо и забыть об этом. Он говорил без умолку, вспоминал своих славных предков и бог знает что еще.

— Ты не сказала ему, что я видел письмо?

Дезире сдвинула брови.

— Нет, но все равно чувствую себя как горничная, разбившая чашку. Бедный Пи Пи! Что он так всполошился? Ты не представляешь, в какой он панике.

— Не обращай внимания. Думаю, это просто излишняя мнительность.

— Наверно. Но все-таки… — Дезире положила на его руку горячую ладонь. — Рори, если можно, не говори ему, что я дала тебе письмо. Он сочтет меня ябедой.

В эту минуту она ему очень нравилась.

— Не скажу, если не будет крайней необходимости. Но и ты ему ничего не говори, ладно?

— А мне-то зачем? Хотя я не понимаю, почему должна давать такие обещания.

— Это может быть важно.

— Не представляю, каким образом. Письмо у тебя. Ты его хочешь как-то использовать?

— Нет, если оно не связано с убийством.

— Наверно, бесполезно просить тебя вернуть его обратно. Бесполезно?

— А как по-твоему, Дезире? — Аллейн в первый раз назвал ее по имени. — Я верну его не раньше, чем удостоверюсь, что оно не имеет отношения к делу. Извини.

— Что за скучная у тебя работа. Не представляю, как ты ею занимаешься. — И она разразилась своим хрипловатым смехом.

Аллейн молча смотрел на нее несколько секунд.

— Наверно, в твоих словах скрыт какой-то глубокий смысл, — заметил он, — но, боюсь, все это уже не важно. До свидания. Еще раз спасибо за обед. — Садясь в машину, суперинтендант сказал водителю: — В Рибблторп. Это миль пять, не больше. Мне нужна приходская церковь.

Поездка оказалась легкой и приятной. В полях распускалась весенняя зелень, кое-где на лужайках уже цвели подснежники, и все дышало свежестью и деревенской простотой. Последняя фраза Дезире не выходила у него из головы.

Рибблторп оказался маленькой деревушкой. Миновав ряд домов и здание почты, они подъехали к скромной, но симпатичной церкви, за которой виднелся обветшалый дом священника.

Аллейн прошел на кладбище и скоро обнаружил викторианский надгробный камень, под которым покоилась «Фрэнсис Энн Патрисия, дочь Альфреда Молино Пайерса Пириода, эсквайра, и леди Фрэнсис Марии Джулии, его жены. Она не умерла, но спит» [9] «И, войдя, говорит им: что смущаетесь и плачете? Девица не умерла, но спит» (Евангелие от Марка, 5; 39). . Он зашагал дальше, размышляя над неясностью этой цитаты, и довольно быстро нашел геральдическую эмблему, очень похожую на те, что висели в кабинете мистера Пириода. Она была выгравирована на могиле лорда Персиваля Фрэнсиса Пайка, который скончался в 1701 году и оставил всевозможные щедрые дары этому приходу. Та же фамилия часто попадалась и на других надгробиях, разбросанных по всему кладбищу начиная с царствования короля Якова. Примерно то же самое он увидел в церкви. Геральдические рыбы, гербы и мемориальные доски удостоверяли знатность и могущество неисчислимых Пайков.

Аллейну повезло. Крестильная книга была не заперта в ризнице, а прикована цепью, к резному столу, стоявшему возле купели. Перед алтарем какая-то женщина в переднике и перчатках натирала медь. На ней была широкая шляпа без полей, для удобства задранная на затылок и придававшая ей немного залихватский вид.

— Простите, — сказал он, подойдя к женщине, — можно мне взглянуть на записи крещений? Я изучаю старые архивы. Буду очень осторожен, обещаю.

— О, разумеется! — живо воскликнула она. — Пожалуйста. Муж сейчас в Рибблторп-Парве на встрече матерей, а то бы он мог многое вам рассказать. Если хотите, я…

— Нет-нет, спасибо, в этом нет необходимости, — поспешно заверил ее Аллейн. — Просто небольшой экскурс в генеалогию.

— Мы здесь совсем недавно, всего три месяца, и плохо знаем старину. — Жена приходского священника — Аллейн решил, что это именно она, — в последний раз прошлась тряпкой по медной дощечке, полюбовалась на свою работу, перешла в алтарь и взялась за ризницу.

— Я — миссис Николс. Мужа назначили сюда вместо отца Форсдайка. Боюсь, его записи покажутся вам сумбурными. — Она оглянулась на Аллейна через плечо. — Отец Форсдайк был человеком святым, но весьма рассеянным. Он умер, когда ему было уже за девяносто, да покоится его душа в мире.

Женщина прошла дальше и исчезла из виду. Чем-то она напомнила Аллейну Конни Картелл.

Книга была обернута в пергамент и имела на обложке королевский герб. Страницы делились на колонки с заголовками: «Когда крещен», «Имя младенца при крещении», «Имена родителей», «Местожительство», «Общественное положение», «Занятие или профессия» и «Кем крещен». Первая запись была сделана в июле 1874 года.

Сколько лет было мистеру Пайку Пириоду? Пятьдесят восемь? Больше шестидесяти? Трудно сказать. Аллейн начал просматривать записи начиная с 1895 года. В это время мистер Форсдайк был уже на службе и, несмотря на относительную молодость, успел далеко зайти в своей рассеянности. Журнал пестрил ошибками и поправками. Самого себя он записывал то как «практикующего священника», то как «младенца» или «крестную мать», а один раз даже как «местожительство». Иногда эти промахи были исправлены им самим, иногда — кем-то другим, а подчас не исправлены вовсе. Воспреемники крещеного попадали у него в «общественное положение» и «занятия или профессия», а то и смешивались с родителями. Но существовал один раздел, в котором не было никаких ошибок: каждый раз, когда речь шла о ком-то из Пайков, в строке «общественное положение» аккуратно проставлялось «джентльмен».

В конце одной из густо исчерканных страниц за 1897 год Аллейн нашел то, что искал. Седьмого мая (исправлено на пятое) в присутствии целой толпы воспреемников и свидетелей была крещена Фрэнсис Энн Патрисия, дочь Альфреда Молино Пайерса Пириода и леди Фрэнсис Марии Джулии Пириод, урожденной Пайк. Под именем Фрэнсис Энн Патрисии другим почерком было вписано: «Персиваль Пайк». Рядом стояли скобки с едва втиснувшимся в них словом «близнецы».