Агата Кристи - Одинокий божок

Фрэнк был странно встревожен ее последними словами, но решительно заставил себя забыть о них и предался лучезарным мечтам, предвкушая завтрашний день.

В десять часов он уже стоял на обычном месте. В этот раз Фрэнк впервые заметил, как злорадно взирают на него все прочие идолы. Могло даже показаться, будто они таращатся на него, упиваясь знанием какой-то нависшей над ним зловещей тайны. Ему стало не по себе, он явственно ощущал их неприязнь.

Маленькая Леди опаздывала. Почему ее еще нет? Вся обстановка в этом месте действовала на него удручающе. Никогда еще его маленький друг ( их божок) не казался ему столь жалким. Что он в самом-то деле может, этот несуразный булыжник, замкнувшийся в своем горе?!

Размышления Фрэнка были прерваны мальчишкой с плутоватой физиономией, который подошел к нему и принялся старательно его рассматривать с ног до головы. Явно удовлетворенный результатами своего осмотра, он наконец протянул Фрэнку письмо.

– Это мне?

Письмо было не надписано. Фрэнк взял его, и мальчишка удрал с невероятной быстротой.

Фрэнк Оливер медленно, не веря своим глазам, стал читать написанное. Письмо было коротким:

«Любимый!

Я никогда не смогу выйти за вас замуж. Прошу вас, забудьте вовсе о том, что я была в вашей жизни, и постарайтесь простить меня, если я ранила ваше сердце. Не пытайтесь меня разыскивать, это не приведет ни к чему. Я действительно прощаюсь с вами навсегда.

Внизу стояла приписка, явно сделанная в последний момент:

«Я люблю вас. Это правда».

И в этой маленькой, добавленной в порыве чувств приписке он находил для себя единственное утешение все последующие недели. Не нужно и говорить, что он не внял ее просьбе «не пытаться ее искать», но все было напрасно. Она исчезла бесследно, и Фрэнк не имел никакой зацепки, чтобы ее найти. В отчаянии он рассылал в газеты объявления, в завуалированных выражениях умоляя ее хотя бы объяснить свое таинственное исчезновение, но ответом на все его усилия было полное молчание. Она ушла и никогда уже не вернется.

А вслед за тем в первый раз за свою жизнь Фрэнк начал писать по-настоящему. У него всегда была неплохая техника. Теперь же мастерство рука об руку воссоединилось с вдохновением.

Картина, написанная им, принесла ему признание и славу. Она была принята и выставлена в Академии, ее признали картиной года не только в силу изысканной трактовки темы, но в не меньшей степени – за ее мастерское исполнение и технику письма. Некоторый налет загадочности, в свою очередь, делал ее еще более привлекательной для широкой публики.

Источник его вдохновения был довольно-таки случаен – его воображением завладела одна сказка, напечатанная в журнале.

Это был рассказ о некой счастливой Принцессе, которая никогда ни в чем не знала отказа. Ей было угодно высказать пожелание? Оно тотчас бывало исполнено. Прихоть? Разумеется, ее удовлетворяли немедленно. У Принцессы были любящие отец и мать, прекрасные наряды и драгоценности, рабы, только и ждавшие, чтобы исполнить малейший ее каприз; ее окружали улыбчивые девушки, всегда готовые украсить ее досуг, – все, что только могло быть угодно душе. Самые богатые и красивейшие из принцев ухаживали за нею и безуспешно добивались ее руки, готовые убить сколь угодно драконов лишь затем, чтобы доказать ей свою преданность. И при всем этом одиночество Принцессы было горше, чем у самого убогого нищего в ее стране.

Фрэнк не стал читать дальше. Дальнейшая судьба Принцессы нисколько его не интересовала. Перед его внутренним взором встал образ этой обремененной радостями жизни Принцессы с печальной, одинокой душой, пресытившейся удовольствиями, задыхающейся от роскоши, мучимой жаждой в этом Чертоге Изобилия.

Он с неистовым рвением принялся писать. Им овладела пылкая радость творчества.

Фрэнк изобразил Принцессу в окружении ее двора, полулежащей на диване. Буйство красок Востока переполняло картину. На Принцессе было чудесное платье с вышивкой причудливых тонов; по плечам рассыпались золотистые волосы, а голову ее украшал богато отделанный драгоценными камнями венец. Ее окружали девушки, и принцы склонялись к ее ногам с богатыми подарками. Вся сцена дышала богатством и роскошью.

Но лицо Принцессы было обращено в сторону, она словно позабыла о веселье и радости, царящих вокруг. Взгляд ее был устремлен в темный, скрытый тенью угол, где стоял, как казалось, довольно неуместный предмет: маленький идол из серого камня, с необычайным, безысходно потерянным видом сидевший, подперев руками голову.

Так ли уж случайно стоял он здесь? Глаза юной Принцессы остановились на нем с выражением странного душевного сочувствия, словно возникшее в ней ощущение собственного одиночества неодолимо приковало к нему ее взгляд. Что-то родственное чувствовалось в них обоих. Весь мир лежал у ее ног – и все же она была одна: Одинокая Принцесса, глядящая на маленького одинокого божка.

О картине заговорил весь Лондон, и Грета спешно отписала несколько слов с поздравлениями из Йоркшира, а жена Тома Харли упрашивала Фрэнка Оливера «приехать на выходные, познакомиться с просто очаровательной девушкой, большой поклонницей твоего творчества». Фрэнк Оливер мрачно и саркастически усмехнулся и бросил письмо в огонь. Успех пришел – но на что он ему? Он желал лишь одного – ту Маленькую Одинокую Леди, которая исчезла из его жизни.

В день начала знаменитых конных соревнований на Кубок Эскота полицейский, дежуривший в одном из отделов Британского музея, принялся вдруг протирать глаза, решив, что грезит, ибо вряд ли кто мог ожидать здесь появления эскотского видения в кружевном платье и чудесной шляпке – подлинного воплощения нимфы, какой рисует ее себе пылкое воображение парижан. Полицейский уставился на нее в невыразимом восхищении.

Одинокий божок не был, вероятно, так уж изумлен. Возможно, он все же обладал немалым могуществом; во всяком случае, он сумел вернуть себе одного из почитателей.

Маленькая Одинокая Леди, не отрываясь, глядела на него, и губы ее двигались, быстро шепча с мольбой:

– Милый маленький божок, дорогой божок, прошу тебя, помоги мне! Пожалуйста, помоги!

Быть может, маленький идол был польщен. Возможно, если он и вправду был свирепым, неумолимым божеством, каким представлялся когда-то Фрэнку, то изнурительно долгие годы и развитие цивилизации смягчили его холодное каменное сердце. А может быть, Одинокая Леди во всем оказалась права и он в самом деле был добрым маленьким божком. Впрочем, могло произойти и случайное совпадение. Так или иначе, именно в тот самый момент Фрэнк Оливер медленно и уныло выходил из дверей Ассирийского зала.