Филлис Джеймс - Ухищрения и вожделения

— В три пятнадцать ты уже далеко отъехала, Дорис, — возразил Джаго. — Я бы сказал: около трех десяти.

— Не думаю, что пять минут туда, пять минут сюда могут иметь значение, — нетерпеливо перебил его Олифант.

Джордж Джаго обратил на него взгляд, полный удивления и мягкого упрека. Дозы того и другого были отмерены совершенно точно:

— Почему же? Они могут оказаться решающими. Я бы так вам сказал: пять минут в расследовании убийства могут оказаться решающими.

Миссис Джаго подлила масла в огонь:

— Даже одна минута могла быть решающей, если это как раз та минута, когда ее убили. Решающей — для нее самой хотя бы. Не пойму, как это вы можете говорить, что они не имеют значения?

Рикардс счел, что настало время вмешаться:

— Я согласен, мистер Джаго, что пять минут могут иметь большое значение, но вряд ли именно эти пять минут. Может быть, ваша жена расскажет нам поточнее, что она делала и что видела?

— Ну, я взяла велосипед… Джордж всегда предлагает меня на машине свозить, но ему и так приходится много пассажиров возить на неделе, я не хочу, чтоб он еще и для меня машину выводил. В воскресенье — ни за что. Да еще после ростбифа и пудинга с изюмом.

— Но мне же не трудно, Дорис. Я тебе говорил. Мне же совсем не трудно.

— Я знаю, Джордж. Я разве не сказала? Ты всегда это охотно предлагаешь. Я люблю размяться и всегда возвращаюсь дотемна. — Она повернулась к Рикардсу и объяснила: — Джордж терпеть не может, когда меня вечером, как стемнеет, дома нет. Всегда так было. А как Свистун появился — особенно.

— Значит, вы вышли из дома между тремя десятью и тремя пятнадцатью и на велосипеде поехали на мыс? — спросил Олифант.

— С церковными журналами в корзине, как и всегда. Сперва поехала к жилому фургону. Я всегда сперва еду к фургону. Только с Нийлом Паско не так все просто, скажу я вам.

— Как это — не так просто, миссис Джаго?

— Ну, он ведь много раз нас просил, чтоб мы его журнальчик «Ядерный бюллетень» тут в баре вешали — может, кто купит или так почитает. Только мы с Джорджем изо всех сил против были. Ну, я хочу сказать, к нам ведь с Ларксокенской АЭС многие заходят, и как-то нехорошо, правда ведь, чтоб они носом в журнал утыкались, в котором говорится: то, что ты, мол, делаешь, жестоко и надо этому положить конец. И в Лидсетте не все соглашаются с тем, что он делает. Никто не станет отрицать, что, как АЭС открыли, в деревне с бизнесом лучше стало и рабочие места появились. И потом надо же верить людям, правда? Я что хочу сказать, если доктор Мэар говорит, что ядерная энергия безопасная, может, оно и в самом деле так? Ну все-таки думать-то не перестанешь, так оно или не так, верно?

— Ну а Нийл Паско купил журнал или нет? — спросил Рикардс, не теряя терпения.

— Ну, это ведь всего десять пенсов, а я думаю, он хочет знать, что в приходе делается. Когда он только приехал на мыс — теперь уж два года, как он тут живет, — я заехала к нему и спросила, не захочет ли он получать приходский журнал. Он вроде удивился, но сказал «да» и десять пенсов заплатил. Так с тех пор и получает. Если ему не надо, стоит только сказать.

— Ну и что же произошло там, в фургоне? — спросил Рикардс.

— Так я же сказала: я там увидела Хилари Робартс. Я дала Нийлу журнал, получила деньги и немножко поболтала с ним там же, в фургоне. Тут она как раз и подъехала в своем красном «гольфе». Эми в фургоне не было, она была снаружи с ребенком и как раз сняла белье с веревки, которую они там натянули. Когда Нийл увидел машину, он вышел из фургона и подошел к Эми. Мисс Робартс вылезла из машины, а они так и стояли, смотрели на нее, ни слова не говорили, только стояли вот так, бок о бок, и смотрели. Не очень-то эти двое были похожи на приветственную комиссию, ну а чего бы вы ждали? Ну вот. Мисс Робартс подошла, и, когда была метрах в пяти от них, Тимми подковылял к ней и схватился за ее брючины. Ребенок ведь, что с него взять. Он такой приветливый малышок и ничего плохого не хотел сделать. Да только он ведь в глине у крана возился, где у них лужа всегда, и всю эту грязь ей по брюкам и растер. Ну она его и оттолкнула, не очень-то нежно, скажу я вам. Малыш шлепнулся прямо на попку и заревел. Тут-то и началось, в аду, наверное, тише бывает.

— Что там говорилось? — спросил Олифант.

— Ну, этого я точно не припомню. Много было таких слов сказано, что не ждешь услышать в воскресенье. Одни на «е» начинаются, другие — на «п». Пусть вам собственное воображение подскажет.

Рикардс спросил:

— А угрозы были?

— Зависит, что угрозами считать. Много было шума да крика. Только про Нийла этого не скажешь. Он просто стоял, и все. Такой белый, я думала, вот-вот в обморок упадет. Шумела-то больше всего Эми. Любой бы подумал: мисс Робартс на малыша с ножом напала. Я и половины всего не упомню. Спросите у Нийла Паско. Мисс Робартс вроде и не заметила, что я там была. У Нийла спросите и у Эми. Они вам расскажут.

— Вы тоже нам расскажите, — сказал Рикардс. — Очень помогает, когда от разных людей слышишь их мнение о том, что произошло. Более точная картина получается.

Вмешался Джаго:

— Более точная? Может, другая? Была бы более точная, если б все правду говорили.

На секунду Рикардс испугался, что миссис Джаго собирается опровергнуть это утверждение новой демонстрацией познаний в области семантики. Он поспешно произнес:

— Я уверен, миссис Джаго, что вы говорите правду. Поэтому-то мы и начинаем с вас. Вы можете вспомнить, что на самом деле было сказано?

— Кажется, мисс Робартс сказала, что, мол, заехала сообщить, что собиралась бросить это дело с иском, но теперь она ни за каким чертом его не бросит и добьется, чтоб их обоих до нитки разорили. «И вас, и вашу потаскуху». Прелесть, верно?

— Она произнесла именно эти слова?

— И еще много-много других, которые я точно не припомню.

— Я вот что хочу спросить, миссис Джаго: это мисс Робартс им угрожала или они ей?

Миссис Джаго впервые почувствовала себя не в своей тарелке. Немного погодя она сказала:

— Ну, угрожала-то ведь всегда она, кто же еще? В суд-то ведь она подала, не Нийл Паско.

— А потом что произошло?

— А ничего. Мисс Робартс села в машину и уехала. Эми оттащила малыша в фургон и дверью хлопнула. А Нийл был такой несчастный, я думала, он вот-вот разревется, и я решила: надо что-нибудь такое ему сказать, чтоб его подбодрить.

— И что же вы ему сказали, миссис Джаго?

— Сказала, что душа у нее черная, а сама она — злобная стерва и что кто-нибудь когда-нибудь ее за это прикончит.

— Не очень-то хорошо с твоей стороны, Дорис, — упрекнул жену мистер Джаго. — Да еще в воскресенье.

Дорис Джаго отреагировала безапелляционно, вполне довольная собой:

— Не очень-то хорошо, и не только в воскресенье. А только ведь я оказалась не так уж и не права.