Филлис Джеймс - Ухищрения и вожделения

Рикардс сказал:

— Мыс этот полон контрастов. Сегодня утром я уехал от Паско и постоял на краю песчаного обрыва. Посмотрел на юг. Ничего. Только заброшенная рыбацкая лачуга, свернутый в бухту канат, ящик вверх дном да это мрачное море. Так оно все, наверное, и выглядело лет эдак тыщу назад. А потом я обернулся, посмотрел на север и увидел эту чертову махину, электростанцию эту. Вон она, сверкает себе. А я гляжу на нее, стоя в тени мельницы. Кстати, работает она? Мельница то есть?

— Работает, — ответил Дэлглиш. — Так мне сказали. Крылья вращаются. Но она не мелет. Старые жернова лежат в самом низу. Иногда у меня появляется желание посмотреть, как крылья начнут потихоньку вращаться. Но я это желание подавляю. Не уверен, что, раз запустив, смогу их потом остановить. Мало удовольствия всю ночь слышать, как они скрипят.

Они подошли к машине, но Рикардс медлил, положив руку на дверцу. Казалось, ему не хочется садиться за руль.

— Долгий путь пролег между мельницей и этой АЭС, верно? — произнес он. — Каков он? Шесть километров скалистой земли и триста лет прогресса? А как вспомню про те два трупа в морге, так и задумаюсь: а в чем он, прогресс-то? Мой отец сказал бы, мол, все дело в первородном грехе. Он был проповедник, нерукоположенный, без сана. Все у него было разложено по полочкам.

«У моего тоже, собственно говоря», — подумал Дэлглиш. И сказал:

— Счастливый человек ваш отец.

Они помолчали. В доме зазвонил телефон. Настойчивый звон был хорошо слышен в открытую дверь. Дэлглиш сказал Рикардсу:

— Вы лучше задержитесь, могут звонить вам.

Так оно и было. В трубке раздался голос Олифанта, интересовавшегося, не здесь ли главный инспектор Рикардс. Дома его нет, а телефон Дэлглиша — один из оставленных им номеров.

Разговор был коротким. Менее чем через минуту Рикардс снова подошел к раскрытой двери, где ждал его Дэлглиш. Легкая меланхолия последних нескольких минут покинула его, и он снова двигался быстро и решительно.

— Это могло и до завтра подождать, но Олифант хотел, чтобы я был в курсе. Может, это и будет то самое открытие, которое нам так необходимо. Звонили из лаборатории. Они там, видно, работают над этим делом без продыху. Я думаю, Олифант говорил вам, что мы нашли след.

— Да, он упомянул об этом. На правой стороне тропы, на мягком песке. Деталей он никаких не приводил.

А сам Дэлглиш, скрупулезно соблюдающий правило — не обсуждать расследуемое дело с младшим по чину полицейским в отсутствие Рикардса, — не стал допытываться.

— Мы только что получили подтверждение. Отпечаток подошвы: кроссовка фирмы «Бамбл». Правая нога. Размер сорок третий. Рельеф на подошвах у них, по-видимому, один и тот же, только у них такой, а на заднике каждой кроссовки изображена желтая пчела. Вы наверняка видели такие.

Дэлглиш молчал, и Рикардс, взглянув на него, воскликнул:

— Ради Бога, мистер Дэлглиш, только не говорите, что у вас есть такие! Без этого осложнения мне очень хотелось бы обойтись!

— Нет, у меня таких нет. «Бамблы» — для меня слишком уж модная обувь. Но я совсем недавно видел такие кроссовки здесь, на мысу.

— У кого на ногах?

— Они были не на ногах. — Он с минуту подумал, потом сказал: — Вот, вспомнил. В прошлую среду утром, на следующий день после приезда, я взял кое-что из вещей моей тетушки — одежду и две пары туфель — и отнес в старый пасторский дом для благотворительной распродажи. Они поставили два сундука в старой кладовке, где все, кто хочет, могут оставлять ненужные вещи. Дверь черного хода была открыта, как всегда в светлое время дня, так что я даже и стучать не стал. Среди другой обуви была и пара кроссовок «Бамбл». Или, чтоб быть более точным, я заметил задник одной из кроссовок. Думаю, там была и вторая, но я ее не видел.

— В сундуке? На самом верху?

— Нет, примерно на треть в глубину. Кажется, они были в прозрачном полиэтиленовом мешке. Как я уже сказал, всей пары я не видел, но заметил один задник с этой самой желтой пчелой. Может, это кроссовки Тоби Гледхилла. Лессингэм упоминал мельком, что Тоби был в кроссовках, когда покончил с собой.

— И вы их там оставили, мистер Дэлглиш? Вы понимаете важность того, что вы сказали?

— Да, я понимаю важность того, что я сказал, — да, я оставил кроссовку там, где увидел. Я пришел, чтобы оставить вещи для распродажи, а не красть их.

— Если там была целая пара, — сказал Рикардс, — а здравый смысл подсказывает, что была, кто угодно мог ее взять. И если их теперь в сундуке нет, то, значит, кто-то их и в самом деле взял. — Он взглянул на светящийся циферблат часов и произнес: — Одиннадцать сорок пять. Как вы думаете, когда миссис Деннисон ложится спать?

Дэлглиш решительно ответил:

— Думаю, значительно раньше этого времени. И вряд ли она отправляется спать, не заперев дверь черного хода. Так что, если кто-то и забрал кроссовки и их там нет теперь, никто не сможет вернуть их на место сегодня ночью.

Они подошли к машине. Рикардс, взявшись за ручку дверцы, молчал, вглядывался во тьму, что-то обдумывая. Его тщательно сдерживаемое, не высказанное словами волнение было таким ощутимым, как если бы он въявь бил кулаками по капоту машины. Наконец он отпер дверцу и скользнул внутрь. Свет фар пронизал ночную тьму — казалось, включились мощные прожекторы.

Когда Рикардс опустил стекло, чтобы попрощаться, Дэлглиш сказал:

— Наверное, мне следует упомянуть кое о чем в связи с Мэг Деннисон. Не знаю, помните ли вы, что она — та самая учительница, вокруг которой в Центральном Лондоне разгорелся скандал из-за расовых проблем. Мне думается, с нее хватило допросов. Так что разговаривать с ней вам будет не очень-то легко.

Он тщательно продумал, что и как скажет, понимая, что это может оказаться ошибкой. Это и было ошибкой. Предостережение, несмотря на всю ту осторожность, с какой было высказано, разожгло скрытый антагонизм, который Дэлглиш с внутренней неловкостью ощущал всякий раз, когда ему приходилось иметь дело с Рикардсом.

— На самом деле, мистер Дэлглиш, вы хотите сказать, что это может быть не очень-то легко для нее, — ответил Рикардс. — Я уже разговаривал с этой дамой, и я знаю кое-что о ее прошлом. Ей понадобилось все ее мужество, чтобы отстоять свои принципы. Кто-то мог бы сказать — все ее упрямство. Женщина, способная на такой поступок, может отважиться на что угодно. А вы так не считаете?

Дэлглиш смотрел, как удаляются огни машины, до тех пор, пока Рикардс не свернул направо по прибрежной дороге. Потом запер дверь и, прежде чем лечь в постель, принялся за в общем-то ненужную уборку. Перебирая в уме события сегодняшнего вечера, он признался себе, что ему вовсе не хотелось в разговоре с Рикардсом распространяться о своем посещении Ларксокенской АЭС в пятницу утром. Он был не вполне откровенен, говоря о своих впечатлениях, возможно, потому, что его реакции были гораздо более сложными, а сама станция произвела на него гораздо более сильное впечатление, чем он ожидал. Его просили приехать в 8.45, поскольку Мэар хотел провести Дэлглиша по станции лично, а самому ему нужно было ехать в Лондон, на деловой завтрак. Как только они встретились, Мэар спросил: