Филлис Джеймс - Маяк

Дэлглиш заставил себя вернуться мыслями в настоящее и, глянув вниз, пережил знакомую иллюзию: городской пейзаж вздыбился, поднимаясь навстречу вертолету. Они очень мягко сели на вертодроме Ньюки и, когда лопасти винта замерли, отстегнули ремни в надежде, что из-за задержки им всем удастся несколько минут передохнуть и размять ноги. Надежда оказалась напрасной. Почти тотчас же из зала ожидания появилась доктор Гленистер и энергично зашагала к вертолету. Через плечо у нее висела сумка, в руке она несла коричневый кожаный саквояж. Ее черные брюки были заправлены в высокие кожаные сапоги, жакет из твида сидел ловко, плотно облегая фигуру. Когда она подошла ближе и подняла голову, Дэлглиш увидел бледное, с тонкими чертами, изящной лепки лицо, почти скрытое под черной широкополой шляпой, с некоторым кокетством надетой чуть набекрень. Она поднялась на борт, отвергнув попытку Бентона-Смита помочь ей с вещами, и Дэлглиш познакомил ее со спутниками.

Она сразу же обратилась к пилоту:

— Избавьте меня от болтовни про правила безопасности. Я, кажется, всю жизнь провожу в этих штуковинах и скорее всего в какой-нибудь из них и умру.

У нее был замечательный голос, один из самых красивых голосов, какие Дэлглишу приходилось слышать. Такой голос — мощное оружие, когда судмедэксперт дает показания в суде. Нередко, когда ему приходилось присутствовать на судебных заседаниях, он с интересом следил за выражением лиц присяжных, обольщенных красотой человеческого голоса и ошеломленно соглашающихся принять решение, которого не собирались принимать. Разнообразные отрывки не связанных меж собой сведений о докторе Гленистер, сами собой доходившие до Адама в течение многих лет — по большей части в тех случаях, когда она становилась героиней особенно громких расследований, — были интригующими и на удивление подробными. Она была замужем за государственным служащим, занимавшим весьма высокий пост. Прошло уже много лет с тек пор, как он ушел в отставку, получив в утешение все надлежащие почести и награды. Затем он некоторое время занимал весьма выгодную должность неправительственного директора какой-то компании в Сити, а теперь проводил свои дни, плавая на яхте «Оруэлл» и наблюдая жизнь птиц. Жена не приняла его имени и никогда не использовала его титул. Да и зачем ей было бы это делать, по правде говоря? Однако тот факт, что их брак дал жизнь четырем сыновьям, каждый из которых сейчас вполне успешен в своей сфере деятельности, позволял предположить, что в этом считавшемся полураздельным браке все-таки бывали моменты близости.

У доктора Гленистер была общая с Дэлглишем черта: хотя изданная ею работа по судебной патологоанатомии была широко востребована, она никогда не разрешала помещать свою фотографию на обложке книги, никогда не принимала участия в рекламных мероприятиях. Дэлглиш тоже, поначалу — к великому огорчению своих издателей. Руководители издательства «Герн и Иллингворт», справедливые, но строгие во всем, что касалось авторских договоров, и сугубо практичные во всем, что касалось бизнеса, в других вопросах были обезоруживающе наивны и не от мира сего. Свой ответ на настояния издателей, требовавших от него фотографий, участия во встречах с читателями, подписания книг, чтения стихов и других публичных выступлений, Дэлглиш считал результатом осенившего его вдохновения. Он тогда сказал, что такая деятельность не только поставит под угрозу его работу в Скотланд-Ярде, но может сделать его мишенью для тех, кто стремится ему отомстить, то есть для убийц, аресту которых он способствовал и самые известные из которых должны вскоре быть досрочно-условно освобождены. Издатели согласно, с понимающим видом покивали головами и никогда больше не заводили об этом речи.

Они летели в полном молчании: грохот двигателей и краткость путешествия избавляли их от необходимости искать повод для беседы. Прошло всего несколько минут, а они уже видели внизу морщинистую синеву Бристольского залива, и почти тотчас же под ними появился остров Кум, совершенно неожиданно, словно только что возник из вод морских — многоцветный и четко очерченный, как на цветной фотографии; его серебристые скалы башнями поднимались из белой пены разбивающихся об утесы волн. Дэлглишу подумалось, что невозможно смотреть на прибрежный остров с воздуха без того, чтобы у человека не захватывало дух. Омытый осенним солнечным светом, под ними простирался отстраненный водной гладью, совершенно иной мир, обманчиво спокойный и возрождающий мальчишеские воспоминания о книжных тайнах, волнениях и опасностях. Любой остров для ребенка — это остров сокровищ. Даже в уме взрослого Кум, как всякий небольшой островок, рождал парадоксальный образ: его спокойная уединенность контрастировала с дремлющей мощью моря, которое и охраняло, и грозило нарушить этот самодостаточный и такой соблазнительный покой.

Дэлглиш повернулся к доктору Гленистер:

— Вы когда-нибудь уже бывали здесь, на острове?

— Нет, никогда, хотя кое-что о нем мне известно. Посещение острова посторонним запрещено, кроме тех случаев, когда такое посещение — настоятельная необходимость. На северо-западном окончании острова имеется современный автоматический маяк, а это означает, что Тринити-Хаус, организация, отвечающая за работу маяков, должна время от времени посылать своих служащих на Кум. Наш визит сюда станет одной из самых нежелательных необходимостей.

Пока вертолет снижался, Дэлглиш старался запечатлеть в уме наиболее важные характерные черты островного ландшафта. Если окажется, что важно будет знать точные расстояния, им, разумеется, предоставят карту острова, но сейчас у Адама была прекрасная возможность познакомиться с его топографией. Остров протянулся почти точно с северо-востока на юго-запад, отстоял от материка миль на двенадцать, а его восточная сторона была слегка вогнута. На острове высилось только одно большое здание, оно господствовало над юго-западным окончанием Кума. Кум-Хаус, как любое крупное здание, видимое с воздуха, своей абсолютной, упорядоченной гармонией походил на макет архитектора. Это было довольно необычное каменное сооружение с двумя крыльями и массивной центральной башней, столь похожее на крепость, что отсутствие на нем башенок и бойниц казалось результатом забывчивости строителя. На фасаде, обращенном к морю, сверкали на солнце четыре высоких, закругленных сверху окна, а позади виднелись параллельно стоящие строения, по виду напоминающие конюшни, преобразованные в жилые корпуса. За ними, ярдах в пятидесяти, виднелась посадочная площадка для вертолетов, с посадочным знаком в виде креста. На выступе скалы, к западу от дома, стоял маяк: его элегантный, крашенный белой краской обелиск венчал алый фонарь.