Гарольд Шехтер - Nevermore

— Подразумеваю я, — подхватил он, — с какой стати вы с миз Виргинни вырядились в ночные рубашки?

Дабы рассеять это невежественное заблуждение, я пустился в краткое, но во всех основных аспектах исчерпывающее изложение классического мифа, живыми симулякрами главных героев коего были мы с сестрицей.

— А судя по вашему костюму, полковник Крокетт, — заключил я, — нынешний бал вы посетите в роли типичного охотника из прерий.

— Типичного, лопни мои глаза! — презрительно вскричал он. — Перед вами самый свирепый отпрыск дикой кошки, какие бывали на свете, — единственный и неповторимый Царь Дикого Запада — железная челюсть, бронзовая оправа, медное брюхо!

Эта звучная декларация вызвала восторженные аплодисменты Матушки, вошедшей в комнату следом за нашим гостем и стоявшей прямо у него за спиной.

— А теперь — выходим на тропу войны, По! — призвал Крокетт. — Вы тут не единственный, кто пригласил славную девчонку на веселье. Меня тоже на улице ждут, и у нее небось уже мураши побежали.

Пожелав доброй ночи Матушке — она проводила нас до двери и по-матерински обняла и меня и сестрицу, — мы все трое вышли на улицу. Вместо привычной коляски нас ожидало изящное ландо, которое мистер Поттер, любезный хозяин Крокетта, передал в его распоряжение ради такого случая. На козлах восседал кучер в ливрее, а юная дама располагалась на заднем сиденье. Она нарядилась в затейливый костюм турецкой султанши, и нижнюю часть ее лица прикрывали складки полупрозрачной вуали. Тем не менее я без труда угадал в ней ту несколько дерзкую особу, которая после жестокого сражения полковника с Нойендорфом отважилась познакомиться с героем. Припоминается, звали ее Муллени.

Мои предположения относительно личности этой дамы подтвердились, едва Крокетт представил ее по имени. Мы с сестрицей поднялись в коляску, причем мисс Муллени взирала на нас с нескрываемым изумлением. Прежде чем я успел просветить ее насчет наших облачений, Крокетт перебил меня:

— Они изображают Пигмалиона и его девушку.

— Боюсь, я с ними не знакома, — приветливо отвечала мисс Муллени как раз в тот момент, когда мы усаживались напротив нее.

— В таком разе, — сказал первопроходец, занимая сиденье рядом со своей дамой, — я просвещу вас на этот счет, не успеет дохлая овца хвостом махнуть.

И, обхватив рукой обнаженное белое плечо этой колоритно ряженной особы, полковник пустился в подробный, хотя и несколько путаный пересказ увлекательного мифа, а кучер погнал ландо по Эмити-стрит и далее, к особняку миссис Никодемус и ее знаменитому балу-маскараду.

Доставив нас по назначению, ландо остановилось в конце длинного ряда экипажей, каждый из которых, подъехав к парадному крыльцу, извергал из себя компанию пестро, а порой и безвкусно одетых людей, без промедления скрывавшихся за широко распахнутыми дверьми особняка. Настала и наша очередь сойти на твердую землю. Спустившись с подножки ландо, мы присоединились к потоку болтающих, бурлящих весельем гостей и прошли по множеству прихотливо извивающихся коридоров, пока не попали в просторнейший, богатейше обставленный и ослепительно освещенный бальный зал.

Это великолепное помещение включало в себя абсолютно все, что может придать шик подобному празднеству. Дюжины пышных букетов составляли экзотический декор зала, чьи золоченые стены, мраморные полы, тяжелые расшитые гобелены казались искусным барельефом на фоне сотен подсвечников, в каждом из которых горел факел. К одной стене был придвинут массивный стол с таким изобилием деликатесов, что выражение «стол ломится от яств» не показалось бы гиперболой. На каждом блюде — высокие горы мяса и дичи всех сортов, ветчина, индейка, оленина, телятина, куропатка, курица, тетерев, дикая утка, — а рядом тарелки с устрицами, сельдью, осьминогами, крабами, форелью — чаши с вишней, сливами и всеми видами экзотических фруктов — корзины, доверху наполненные хлебом, бисквитами, рулетами — бесчисленные бутылки кларета, мадеры, шампанского — невероятных размеров керамический сосуд с ромовым пуншем — легионы пирожных, кексов, тортов и других сладостей, столь привлекательных, столь аппетитных , что одного вида этой соблазнительной скатерти-самобранки оказалось достаточно, чтобы привести в неконтролируемое волей возбуждение мои органы слюноотделения.

Воздух в бальной зале был пропитан ароматами множества цветочных букетов и наполнен достаточно мелодичными звуками, кои элегантно одетые музыканты извлекали из своих инструментов, и под их энергичный ритм многие гости уже пустились танцевать веселую кадриль. Куда ни глянь, глаза слепил блеск — богатство красок — изобретательность и новизна костюмов. Тут и богато одетые вельможи, и злые разбойники, нарядные эльзасские крестьяночки в сопровождении ухмыляющихся арлекинов, парижские мадемуазели, оживленно беседующие с достойными монахами, — молочницы с короткими косичками, а подле них — усатые пираты. Вон шотландская девица проскользнула мимо об руку с веселым моряком; вон дебелый, раскрашенный вождь краснокожих повел в танце аристократку из Триполи. Меланхолический Гамлет, принц датский, о чем-то спорит с Гаем Юлием Цезарем; Торквемада [45] Томас Торквемада (1420–1498) — глава испанской инквизиции (Великий инквизитор) — не стал бы «мирно болтать» с «еретиком» Генрихом VIII (1491–1547), осуществившим в Англии Реформацию. мирно болтает и смеется с Генрихом VIII. Там и сям мелькали очаровательные костюмы полячек и итальянок — первый состоял из ярких атласных юбок, отделанных горностаем, с тяжелой пышной бахромой, а второй был из вишневого атласа, щедро расшитого золотым позументом, бантиками и кисточками.

Посреди толпы восседала на своем массивном престоле (очевидно, его переносили в зал ради таких оказий) госпожа, миссис Генриетта Никодемус собственной персоной, тщательно причесанная, разодетая и в целом приобретшая сходство (хотя и в несколько преувеличенных пропорциях) с очаровательной и злополучной королевой французской Марией Антуанеттой.

Просторный зал, кипевший жизнью, красками, разнообразием, представлял собой замечательное зрелище, возбуждавшее в зрителе удивление и восторг. Но и самые изобретательные — самые фантастические костюмы — не произвели такого эффекта, как явление моего мускулистого спутника в его облачении из шкур и кожи. Стоило нам войти, и возбужденный шепот пронесся по всему собранию; гости оставили свои занятия и, не скрывая изумления, уставились на покорителя Запада. Пока мы шли через зал, я отчетливо слышал восхищенные ахи и охи, взволнованное бормотание, тихие восклицания, срывавшиеся с уст гостей: «Смотрите, это он! — Сам Дэви Крокетт! — Король Дикого Запада!»