Гарольд Шехтер - Nevermore

Это пробудило во мне любопытство, и, обратившись к тому из зрителей, кто оказался поблизости (это был плотного сложения усатый господин, стоявший с краю толпы), я спросил его, по какой причине собрались здесь все эти люди.

— Как, вы не слыхали? — отвечал он. — В этом доме совершилось ужаснейшее преступление.

— Преступление! — вскричал я. — Какого рода?

— Зверское убийство! — сказал он. — Бедная вдова Макриди! Зарезана, аки агнец, в собственной спальне!

Услышав эту весть, я задохнулся от ужаса.

— Кто же преступник?

— Тайна пока не разгадана. В сию минуту офицеры полиции находятся внутри, расследуя это чудовищное злодеяние.

— Да, — вставила благообразная матрона, стоявшая позади джентльмена и сжимавшая на своей обширной груди вязаную шаль. — А помогает им не кто иной, как полковник Дэви Крокетт, который, на счастье, остановился в этом самом заведении, как приехал к нам в город.

— С помощью Дэви полиция без промедления схватит преступника. — Эта мысль прозвучала из уст молодого человека, чей продуманный, чтобы не сказать щегольской наряд, совершенно неподобающий для раннего утреннего часа, безошибочно выдавал в нем денди.

— Если б подобные чувства были уместны, я бы даже отчасти пожалел убийцу! — провозгласил джентльмен с усами. — Коли он попадется в руки Дэви, не понадобится уже ни судья, ни палач.

— Верно сказано! — подхватил «денди». — Помните, как Дэви расправился с пресловутой шайкой речных пиратов на Миссисипи и их главарем Эфраимом Пакером? Об этом писали в «Альманахе Крокетта» за прошлый месяц.

— Помню ли я! — отвечал первый собеседник. — Лишь вчера я зачитывал супруге вслух красочные подробности этого изумительного приключения. Она преисполнилась восторга, едва мы дошли до той сцены, когда Дэви, отчасти выведенный из строя пистолетным выстрелом трусливого помощника Пакера Уикета Финни, сумел-таки побороть его в смертельной кулачной схватке!

— Не говоря уж о той отваге, с какой Дэви, вооруженный лишь своим охотничьим ножом, «Великим Мясником», разделался, по крайней мере, с полудюжиной кровожадных головорезов!

Покуда эти двое угощали друг друга подробностями вымышленных похождений Крокетта — причем доверчивость этой замечательной парочки ни в малейшей степени не омрачалась очевидной невероятностью подобных подвигов, — я отвлекся от их беседы и сосредоточил внимание на потрясающем известии, которое только что было мною получено. Хладнокровное преступление, свершившееся в этом самом доме, казалось знаком темных сил, жутким воплощением того тягостного предчувствия, кое охватило меня в тот миг, когда мой путь пересекла черная кошка. Очевидно, здесь крылось нечто большее, нежели простое, но страшное совпадение! Темный рок с непостижимой и неотвратимой силой необходимости втягивал меня в события, исхода которых я не мог ни предусмотреть, ни избежать.

Отдаваясь во власть неведомых и необоримых сил судьбы, я продолжил свой путь к парадной двери дома.

— Прошу прощения! — извинялся я, пробираясь сквозь толпу. — У меня неотложной важности дело к полковнику Крокетту.

Упоминание обожествляемого покорителя границы возымело желанный эффект. Люди расступались передо мной с благоговейным шепотом. Мгновение — и я уже всхожу на деревянное крыльцо и переступаю порог, недавно потревоженный тем потусторонним посетителем, чьего застающего врасплох визита мы страшимся превыше любых превратностей нашей земной участи. Я подразумеваю, конечно же, гостя незваного и страшного — внезапную, насильственную Смерть!

Внутренность дома также была заполнена людьми, среди которых, судя по их небрежному одеянию, находились и жильцы, выгнанные из своих апартаментов нежданным переполохом. Кое-кто пребывал еще в ночном облачении, на всех лицах проступила тревога и печаль. Я проложил себе путь через это сборище к дальнему концу коридора, к открытой двери, перед которой стояла еще одна притихшая кучка людей, пытавшихся заглянуть вовнутрь.

— Будьте любезны, разрешите пройти, мне нужно повидать полковника Крокетта. — Этот пароль быстро привел меня к упомянутой двери и позволил войти в комнату скорби.

В центре этого помещения я увидел троих полицейских, погруженных в серьезную беседу. Рядом с ними стоял Крокетт, выглядевший почти также, как накануне вечером, хоть и сильно растрепанный, как будто официальный ужин перерос в разгульную ночь. Как только я протиснулся в комнату, он оглянулся на меня, и темные зрачки слегка расширились от удивления.

— Кротик! — воскликнул он, явно изумленный. — Какого же дья… — Тут воспоминание озарило его черты. — Чтоб меня повесили, в этой сумятице я напрочь забыл о нашей дружеской встрече!

Один из полицейских, представительный малый с выдающимися усами, с любопытством оглянулся на меня.

— Это джентльмен из числа ваших друзей, полковник Крокетт? — осведомился он.

— Ни черта подобного, капитан! — отпарировал тот и, бросив на меня угрюмый взгляд, добавил: — Боюсь, придется нам отложить наши планы, Кротик. Скверное это дельце, и надо заняться им в первую очередь. — Он резко указал подбородком на кровать, стоявшую у дальней стены комнаты.

— Это ложе я едва заметил в первые мгновения по прибытии на место действия.

Вздох запредельного ужаса сорвался с моих губ, и я, глазам своим не веря, уставился на кошмарную фигуру, распростертую на матрасе. То было тело немолодой женщины, чье горло безжалостная рука перерезала с такой свирепостью, что голова почти отделилась от тела. Лицо жертвы, выпученные глаза, разинутый рот — все вопияло о несказанной агонии, в какой прошли последние мгновения ее жизни. Тело было варварски изувечено, так что и сходства с человеческим почти не оставалось. Загустевшей кровью было измарано все вокруг: пропитана постель, залиты члены жертвы, забрызгана даже стена у изголовья. В жизни не встречалось мне зрелища более жуткого — более чудовищного — более отталкивающего.

При виде этой ошеломляющей картины в голове у меня помутилось. Я уперся ладонью в ближайшую ко мне стену, чтобы устоять на ногах. Вот, глухо твердил я про себя, жестокое подтверждение прискорбнейшей истины: ничто в царстве сверхъестественных ужасов — ни ухищрении бесов, ни набеги вурдалаков — не сравнится с насилием, которое люди постоянно творят над своими же собратьями.

И, словно отвечая на невысказанную мной мысль, пограничный житель, с расстояния в несколько шагов наблюдавший мою реакцию, проворчал угрюмо:

— Кротик, я видывал и такое, отчего у самого дьявола свернулась бы кровь в жилах, но с этим ничто не сравнится.

— Самый необузданный краснокожий не расправился бы столь безжалостно с несчастной старухой-вдовой.