Рекс Стаут - Успеть до полуночи [litres]

– Да. А что?

– Просто поинтересовался.

– Зачем? Вы что, теперь решили найти убийцу? Бог ты мой, да я и в самом деле тут вас запру!

– Я все еще не выполнил работу, для которой нанят: не выяснил, кто взял бумажник. Если кто-то подумал, будто я удовольствуюсь версией, что это сделал мистер Асса, то ошибся. – Тут вдруг, безо всякого предупреждения, Вулф взорвался. Он разинул рот и рявкнул: – Черт побери! По-вашему, теперь кто угодно может безнаказанно убить человека у меня в кабинете напитком из моей бутылки?

– Действительно черт знает что! – согласился Кремер. – Но вы занимайтесь своим делом, а я своим. Не хотелось бы еще раз увидеть ваше унижение. Может быть, я когда-нибудь и позволил бы себе вас унизить, но чтобы это был неизвестно кто, да еще и убийца… Между прочим, если круг подозреваемых сузился до этой четверки, двое из них ваши клиенты.

– Нет. Мой клиент – компания.

– Ладно. Тем не менее держитесь подальше. Мне не нравится выражение вашего лица, хотя, впрочем, оно редко мне нравится. И еще кое-что не нравится. Вы, похоже, решили не рассматривать финалистов.

– Да.

– Почему? Вам известно что-то, что неизвестно мне?

– Ничего подобного.

– Известен ли вам какой-либо веский мотив убийства?

– Нет. Кроме лишь того факта, что все четверо завидовали Далманну. А вам? Известен?

– Нет. Все, что есть, неубедительны… Продолжим. Владеете ли вы какой-либо информацией, которая указывала бы на кого-нибудь из них?

– Нет, под подозрением все в равной мере.

– Если хоть что-то есть, вы обязаны сообщить это полиции. И сами не суйтесь в наше расследование. А еще мне не нравится, что они ваши клиенты. Знаю я вас… Войдите!

Он снова продемонстрировал плохие манеры. Не в его же дверь постучали. Дверь открылась, и вошел детектив.

– Инспектор, лейтенант просит вас спуститься. Он в кухне опрашивает одну из женщин.

Кремер сказал, что сейчас придет, и встал. Детектив ушел. Кремер повернулся ко мне:

– Бери свою машинку и напечатай разговор с Ассой. Печатай здесь и глаз не спускай со своего босса. Мы же не хотим увидеть его унижение еще раз.

Он вышел из комнаты.

Я посмотрел на Вулфа, Вулф – на меня. Если бы это выражение холодной ярости имело отношение лично ко мне, мне оно не понравилось бы.

– Какие будут инструкции? – спросил я.

– Сейчас никаких. Возможно, загляну к тебе позже. Уснуть я не смогу. По моему дому бродит убийца, а у меня ни улик, ни мыслей…

– Не бродит он. Вам нужно вздремнуть, только дверь заприте. Я поболтаюсь там, пока все не уйдут… Между прочим, как насчет закусок? На такую команду непрошеных гостей маринованных грибочков и миндальных конфеток у нас не хватит. Может, кофе и сэндвичи?

– Займись. – Он закрыл глаза. – Арчи, оставь меня в покое.

– С удовольствием.

Я оставил его в покое и спустился на первый этаж. Но, открыв кухонную дверь, я увидел не Фрица, а две парочки – Кремера с Роуклиффом и Сьюзен Тешер с Хиббардом – и тут же ретировался. В прихожей толклись трое в форме, еще один караулил входную дверь. Двери в столовую и гостиную были закрыты, как и в кабинет, но в кабинет я вошел. Трупа на полу уже не было. Хотя полдюжины экспертов по-прежнему что-то там изучали, а Пэрли Стеббинс, детектив из окружной прокуратуры и Патрик О’Гарро, который стоял между ними, разглядывали стол с закусками. Перечислять, кто где тогда находился, можно было бы долго. Фриц так и сидел на месте Вулфа, и я подошел к нему:

– Милая вечеринка.

– Арчи, тут не до шуток. Cochon! [3] Свинья! (фр.)

– Я не шучу. Я тебя отпускаю. Трогать в этой комнате ничего нельзя, включая еду, так что, думаю, тебе самое время заняться кофе и сэндвичами. В кухне тоже сидят, но не обращай на них внимания. Если начнут ворчать, скажи, что выполняешь приказ. Не вздумай ходить к мистеру Вулфу. Он пожелал, чтобы его не беспокоили.

Фриц сказал, что отнесет ему пива, ну а я сказал, ладно, если не боится, и он ушел. Так что я, отпустив Фрица, сменил его на посту. Не наступил еще такой день, когда я стал бы докладывать Пэрли, что выполняю указание Кремера и потому прошу позволения взять собственную машинку. К тому же тащиться с ней на третий этаж не хотелось, а вот понаблюдать за работой квалифицированных детективов хотелось и было полезно.

Собственно говоря, я и сам был детективом, хотя этим не хвастал. Я подошел к своему столу, вынул из кобуры револьвер, положил в ящик, а ящик запер. Я мог бы и не упоминать здесь об этом своем действии, но не хочу ничего выдумывать и тем более скрывать, что я чувствовал, когда, проходив с оружием несколько дней, своими руками приготовил его для убийцы в том же самом кабинете в своем же столе, так что моему револьверу мы много чем обязаны. Черт возьми! Все было бы еще ничего, если бы я, оставив его там, хоть чего-то добился, но я не получил даже удовлетворения.

Из другого ящика я достал бумагу и копирку, взял под мышку машинку, поставил на стол Вулфа, сел в кресло Вулфа и начал печатать.

Я был бы искренне рад, если бы человечество на минуточку перестало биться над тем, как бы остановить войны, или уничтожить болезни, или пустить поезда на ядерном топливе, или продлить жизнь лет этак до двухсот, и свои самоотверженные усилия сосредоточило бы на практической задаче – как поднять меня утром с постели таким образом, чтобы не будить вместе со мной волну негодования. Возможно, для этой цели сошел бы хор прекрасных дев, босоногих, в желтых шелковых полупрозрачных платьях, которые пели бы «Oh, What a Beautiful Mornin’» [4] «О, какое прекрасное утро» (англ.) – популярная песня из мюзикла «Оклахома!», созданного в 1943 году; либреттист Оскар Хаммерстайн; композитор Ричард Роджерс. и посыпали бы меня лепестками роз… Да, хорошо бы проверить. То утро во вторник было ужасным. Спал я три часа и проснулся оттого, что звонил телефон. Хуже не придумать. Я перекатился на бок, открыл глаза, увидел на будильнике семь двадцать пять, потянулся и снял чертову трубку:

– Мм?

– Доброе утро, Арчи. Не мог бы ты спуститься через тридцать минут? Мы завтракаем. У нас Сол, Фред, Орри и Билл.

От таких слов я проснулся, хотя негодование никуда не делось. Я ответил, что попытаюсь, перекатился на бок и направился в ванную. Как правило, сначала мне нужно хорошенько позевать и только потом погружаться в дела, но в этот раз не было времени. Бреясь, я пожалел, что не спросил, какая предполагается повестка дня, тогда я знал бы, во что одеться, хотя, с другой стороны, если бы ожидалось нечто особенное, Вулф предупредил бы, потому я просто надел свежую рубашку.

Когда ровно через тридцать минут я спустился в столовую, они уже пили кофе. Я еще не успел сказать здрасте, как Фриц поставил на стол передо мной апельсиновый сок, и я сел и сделал хороший глоток.