Рекс Стаут - Тройной риск

Кремер пристально посмотрел на меня и произнес:

– Не надейся, ты в любом случае лишишься своей лицензии.

Я ухмыльнулся ему.

– Ты, чертов осел! – пророкотал Пэрли.

Я адресовал ухмылку и ему.

– Давай отправляй его! – проскрежетал Кремер, поднялся и вышел.

Даже если схватить человека на месте преступления, как это произошло со мной, то все равно, для того чтобы засадить его за решетку, необходимо выполнить ряд формальностей и волокиты не избежать. А в данном конкретном случае я смог уединиться в камере не только после канцелярско-бюрократических проволочек, но и после некоторых других мероприятий. Для начала у меня состоялся продолжительный разговор с помощником окружного прокурора. Он оказался человеком неглупым и обходительным и даже угостил меня сэндвичами. Однако к концу беседы, это было уже в десятом часу вечера, он совершенно запутался и оставил меня в кабинете в компании какого-то типа в форме, с жирными каштановыми волосами и бородавкой на щеке. Я порекомендовал ему обратиться к доку Волмеру, чтобы избавиться от бородавки.

С минуты на минуту я ожидал обещанного визита инспектора Кремера. Естественно, в тот день у меня было немало причин для огорчений, но больше всего печалило то обстоятельство, что я не мог присутствовать при встрече инспектора и Вулфа. Любая беседа между ними неизменно заслуживала внимания, а уж эта-то и вовсе обещала быть выдающейся. Бедняге Вулфу предстояло узнать не только то, что начиная с воскресенья его клиент врал где только можно, – это бы еще куда ни шло, – но также и то, что меня упрятали в кутузку, а потому его сегодняшняя почта так и останется без ответа.

Когда же дверь наконец распахнулась, это, увы, оказался не инспектор Кремер. Передо мной предстал лейтенант Роуклифф. Если я когда-нибудь решу прикончить этого типа, то долго ломать голову мне не придется, поскольку его убийство я давно уже обдумал во всех красочных подробностях. Более того, я от души посочувствую самому кровожадному преступнику, если того угораздит попасть в лапы Роуклиффа. Лейтенант с грохотом поставил стул напротив меня, уселся и сладким таким, приторным голосом довольно констатировал:

– Ну, Гудвин, наконец-то мы тебя поймали.

Это и задало тон допросу.

Я бы с радостью дословно привел здесь нашу двухчасовую беседу с Роуклиффом, но получилось бы сплошное бахвальство, а я, как всем хорошо известно, парень скромный. У Роуклиффа есть одна особенность: рассвирепев до определенного предела, он начинает заикаться, а уж я-то изучил лейтенанта достаточно, чтобы определить, когда это на него накатит, и специально начинаю чуть-чуть заикаться раньше его. Однако даже если ты пристально наблюдал за собеседником и тщательно рассчитал время, то для верного попадания все равно требуется определенная доля везения, и в тот вечер удача от меня не отвернулась. Никогда еще Роуклифф не был столь близок к тому, чтобы пристрелить меня, однако чудовищным усилием воли сдержался: он отчаянно хочет получить капитанское звание и опасается, а вдруг Вулф все-таки скорешился с комиссаром полиции или с мэром, а то и с самим Гроувером Уэйленом.

Кремер так и не удосужился прийти, а потому я вконец разобиделся. Мне было точно известно, что он встретился с Вулфом. Около восьми часов вечера мне наконец-то разрешили сделать дозволенный законом звонок. Я связался с Вулфом и принялся рассказывать ему о произошедшем, но он прервал меня холодным, словно нос эскимоса, голосом:

– Я знаю, где ты и как туда угодил. Мы как раз беседуем с инспектором Кремером. Я позвонил мистеру Паркеру, но сегодня уже слишком поздно что-либо предпринимать. Ты поел, Арчи?

– Нет, сэр. Я опасаюсь, как бы меня не отравили, а потому объявил голодовку.

– Ты должен поесть. Мистер Кремер просто слабоумный. Я намерен по возможности убедить его, что ты невиновен. – И он повесил трубку.

Когда в начале двенадцатого Роуклифф прекратил допрос и меня отправили в камеру, признаков Кремера по-прежнему не наблюдалось. Камера оказалась так себе, чего и следовало ожидать в строении подобного рода, но все же была довольно чистой, основательно надушенной дезинфицирующими средствами, а главное, удобно расположенной: ближайшая лампа в коридоре находилась шагах в шести и потому не слепила глаза через решетку моей двери. Кроме того, это была одиночка, чего я не мог не оценить. Наконец-то оставшись в полном одиночестве, вдали от телефонов и прочих помех, я разделся, повесил свой серый костюм в тонкую полоску на стул, а рубашку накинул на одеяло в ногах, залез на койку, вытянулся и собрался хорошенько обдумать ситуацию. Однако у моего организма планы оказались несколько иными: он пожелал отдохнуть, и через двадцать секунд я заснул.

Утром наблюдался небольшой всплеск активности: перекличка и путешествие в туалет и на завтрак, однако после этого меня вновь предоставили самому себе, а этого мне хотелось меньше всего. Было такое чувство, что время замедлилось. Я попытался следить за секундной стрелкой, но так и не понял, сломались мои часы или нет. К полудню я обрадовался бы даже визиту Роуклиффа и начал подозревать, что в канцелярии потеряли документы и обо мне просто-напросто забыли. Ланч, описывать который я не буду, несколько нарушил монотонность существования, но затем я снова оказался в своей камере наедине с наручными часами. Я в десятый раз решил разложить все по кусочкам, рассортировать их и вновь составить мозаику, чтобы окинуть ситуацию свежим взглядом, но картина по-прежнему вырисовывалась чертовски запутанная.

В 13:09 дверь моей камеры распахнулась, и дежурный, широкоплечий коротышка, у которого отсутствовала половина правого уха, велел мне пошевеливаться. Я не заставил себя долго ждать и спустился вместе с ним на лифте на первый этаж. Пройдя по коридору, мы оказались в каком-то кабинете, где я имел удовольствие увидеть высокую тощую фигуру и бледное вытянутое лицо Паркера, единственного адвоката, которого Вулф допустил бы к юридической практике, имей он право решающего голоса. Паркер пожал мне руку и объявил, что буквально через минуту вызволит меня отсюда.

– Не спешите, – сухо отозвался я. – Наверняка у вас есть дела и поважнее.

Адвокат рассмеялся – хо-хо – и провел меня через пропускной пункт. Все формальности, за исключением одной, требовавшей моего личного присутствия, уже были улажены, так что в обещанную минуту он уложился. В такси, по дороге домой, Паркер объяснил, почему я гнил в камере до часа дня. Добиться освобождения под залог по обвинению в незаконном хранении оружия было довольно просто, но меня еще и объявили важным свидетелем, и окружной прокурор требовал у судьи назначить пятьдесят штук залога! Он оставался непреклонен, и максимум, чего удалось добиться Паркеру, – это снизить цифру до двадцати, а перед заключением сделки ему еще нужно было отчитаться перед Вулфом. Мне запрещалось покидать Нью-Йорк. Когда такси пересекало Тридцать четвертую улицу, я бросил взгляд на западный берег реки. Штат Нью-Джерси никогда особо не прельщал меня, но теперь мысль о поездке по туннелю и дальше между рекламными щитами показалась весьма заманчивой.