Рекс Стаут - Игра в пятнашки

– Ладно вам, – сказал я. – Она явилась сюда без приглашения, он – тоже. Никаких обязательств мы на себя не брали. Мы не смогли бы потрафить обоим сразу. А как бы вы управились с этим?

– Я не гений, как Вулф. Он мог сослаться на занятость и не рассматривать предложение Хелмара.

– И с чего тогда платить жалованье? Кстати, о занятости: вы не слишком заняты, чтобы ответить на вопрос законопослушного гражданина?

Он кинул взгляд на запястье:

– В половине одиннадцатого я должен быть в офисе окружного прокурора.

– Тогда у нас в запасе еще несколько часов… Во всяком случае, несколько минут. Почему вас так интересовало, когда именно Хелмар ушел от нас? Это произошло в начале одиннадцатого, а мисс Идз покинула этот дом больше чем через час.

– Ага. – Он достал сигару. – Какую газету читаешь?

– «Таймс». Но сегодня просмотрел только первую полосу и спортивную.

– В «Таймс» этого не печатали. Минувшей ночью, где-то в начале второго, в вестибюле дома на Восточной Двадцать девятой улице было найдено тело женщины. Ее удавили веревкой, не очень толстой. С опознанием возникли сложности, потому что ее сумочку похитили. Но она жила в соседнем доме, а потому много времени на это не ушло. Ее звали Маргарет Фомос, и она служила горничной у Присциллы Идз, на Семьдесят четвертой улице. Работала там целыми днями, но жила на Двадцать девятой улице с мужем. Обычно она приходила домой около девяти, а прошлым вечером позвонила мужу и сообщила, что до одиннадцати не появится. Он говорит, будто она показалась ему расстроенной. Муж спросил, что случилось, а она ответила, что расскажет, когда вернется.

– Значит, ее убили около одиннадцати?

– Не известно. Дом на Семьдесят четвертой улице – частный, перестроенный под квартиры класса люкс, по одной на этаже, за исключением квартиры мисс Идз – она занимала два верхних этажа. Лифтера там нет, а потому некому присматривать за входящими и выходящими из здания. Патологоанатом полагает, убийство произошло между половиной одиннадцатого и полуночью. – Кремер снова посмотрел на часы, сунул сигару в левый уголок рта и пожевал, но не прикурил. – Я был дома, уже спал. На место выезжал Роуклифф, а с ним – еще четверо. Они проделали все полагающиеся в подобных случаях процедуры. Около четырех часов один из них, парнишка по фамилии Ауэрбах, вспомнил, что у него имеются мозги, и решил дать им шанс. Ему пришло в голову, что прежде он никогда не слышал, чтобы грабитель, отбирающий сумочки у женщин, душил жертву. К тому же ничто не указывало на попытку изнасилования. Что же такого было с собой у жертвы, что пришлось ее задушить? Согласно показаниям мужа убитой, ничего такого она не имела. Однако, составляя опись содержимого сумочки вместе с мужем, Ауэрбах счел достойной внимания одну вещицу – ключ от квартиры, где работала миссис Фомос.

– Однажды он займет ваше место.

– Да хоть сейчас. Ауэрбах отправился на Семьдесят четвертую улицу, позвонил в квартиру Идз, но ответа не дождался. Тогда он разыскал швейцара, который открыл ему дверь. Тело Присциллы Идз лежало на полу, в двери между ванной и коридором. Ее ударили по голове каминной кочергой сбоку, а затем задушили веревкой, не очень толстой. Шляпка валялась рядом, жакет она снять не успела. По-видимому, убийца поджидал ее прихода. Мы узна́ем больше, когда разыщем таксиста. Благодаря твоей помощи это произойдет весьма скоро. По мнению патологоанатома, смерть наступила между часом и двумя.

– Значит, она не сразу отправилась домой. Я посадил ее в такси где-то без двадцати двенадцать.

– Знаю. Ауэрбах вызвал Роуклиффа, и парни взялись за дело. Урожай отпечатков оказался ниже среднего. Полагаю, миссис Фомос хорошо справлялась с уборкой. Самая лучшая серия четких и свежих пальчиков отыскалась на багаже. Когда стало известно, что они принадлежат тебе, Роуклифф позвонил мне, и я решил заглянуть сюда по дороге. Этот малый понятия не имеет, как обращаться с Вулфом, а ты вообще действуешь на Роуклиффа как пчела на собачий нос.

– Однажды я опишу, как он действует на меня.

– Пожалуй, не стоит. – Кремер посмотрел на часы. – Я думал переговорить с Вулфом, но знаю, как он не любит, чтобы его беспокоили пустяками вроде убийства, когда он наверху. Потому решил, что с тем же успехом могу получить информацию у тебя, если это вообще возможно.

– Вы получили ее всю.

– Верю – для разнообразия. – Он поднялся. – Особенно потому, что у вас нет клиента. Да и взяться ему как будто неоткуда. Настроение у Вулфа, должно быть, паршивое. Не завидую я тебе. Ладно, ухожу. Ты ведь понимаешь, что являешься важным свидетелем. Не пропадай из виду.

Я ответил, что никуда не денусь.

Проводив Кремера, я повернул назад и уже было вошел в кабинет, как вдруг затормозил у двери, развернулся и двинулся вверх по лестнице. Преодолев два этажа, я оказался в Южной комнате, остановился посреди нее и осмотрелся.

Фриц сюда еще не заглядывал, и постель по-прежнему была разобрана, как ее оставила Присцилла. Сложенное покрывало все так же лежало на другой кровати. Я поднял покрывало и посмотрел, нет ли чего под ним. Заглянул под подушку на застеленной кровати. Затем подошел к большущему комоду между окнами и принялся выдвигать и задвигать ящики.

Я отнюдь не спятил. Я грамотный и опытный детектив. Произошло убийство, к которому я проявлял интерес и о котором хотел узнать больше. А на тот момент ближайшим местом, откуда можно было начать, являлась комната, в которой Присцилла намеревалась переночевать и позавтракать.

Найти что-либо любопытное я совершенно не надеялся, а потому не разочаровался, так ничего и не обнаружив. Хотя кое-что все-таки нашел. На полочке в ванной обнаружились зубная щетка и использованный носовой платок. Я отнес их в свою комнату и убрал в комод. Они до сих пор у меня, в ящике, где я держу коллекцию разнообразных профессиональных реликвий.

Подниматься в оранжерею и затевать ссору было бессмысленно, поэтому я спустился в кабинет, просмотрел утреннюю почту и занялся всякой рутиной. Через какое-то время, осознав, что заношу дату прорастания Cymbidium holfordianum в карточку Cymbidium pauwelsi, я решил, что не настроен заниматься канцелярской работой, рассовал бумаги по папкам, сел и уставился на носки своих ботинок. Мне хотелось знать четыре тысячи разных вещей. И нашлось бы кого о них расспросить. Например, сержанта Пэрли Стеббинса или Лона Коэна из «Газетт». Но, как ни крути, это был кабинет Ниро Вулфа и его телефон.

В одиннадцать Вулф спустился в кабинет, прошествовал к своему столу, устроился в кресле и просмотрел небольшую стопку почты, которую я положил под пресс-папье. Особо интересного ничего не было, и уж точно ничего срочного. Он поднял голову и сосредоточил на мне взгляд: