Валентина Рудакова - Сколько стоит издать букварь [litres самиздат]

– Послезавтра утром я за тобой заеду и отвезу в монастырь. А ты никуда из квартиры не выходи. Не ровен час, что какой-нибудь бдительный полицейский тебя признает.

Время было еще не очень позднее, поэтому я решила наведаться к Соколову и все выяснить. Жил он в том же районе, что и я. Николай был дома. Когда узнал, зачем я пожаловала, сначала даже на порог меня пускать не хотел. Но поняв, что я хочу помочь его приятелю, провел в квартиру и рассказал, что Виктор действительно жил у него неделю. А когда тот поехал к Смолянинову, Николай поехал с ним. Но в агентство не заходил, ждал на улице. Виктора не было почти час, но когда он вышел, то вид у него был такой, словно сбросил с плеч тяжелую ношу. Он рассказал о разговоре с бывшим следователем. Сказал, что чувство у него такое, как после исповеди. Он же в тюрьме стал верующим. А на следующий день вечером они смотрели футбол. А еще через день из криминальных новостей узнали об убийстве Смолянинова, тут Виктор и запаниковал. Я говорил ему, что он зря хочет удариться в бега, ведь это ни он убил. Но Виктор твердил, что первым делом подумают на него, и алиби его в расчет не примут. Кто поверит бывшему зеку. В общем, он на следующий день ушел, куда, Николай не знает.

Ну что ж, и этого подозреваемого можно вычеркнуть из списков.

На следующий день я позвонила Денису и рассказала о разговоре с Соколовым. О том, что я нашла Пащенко, я благоразумно промолчала. Денис обещал допросить Соколова под протокол и отменить федеральный розыск Пащенко, если его алиби подтвердиться.

Действительно, Денис вызвал на допрос Соколова, тот рассказал все то, что рассказывал мне и еще вспомнил, что в тот вечер к ним заходил сосед. У него перегорела лампочка на кухне, а запасной дома не оказалось. Он видел Виктора. Вызвали соседа. Тот тоже подтвердил алиби Пащенко. Я вздохнула с облегчением. Все-таки в глубине души червячок сомнения делал свое черное дело. Через день, я, как и обещала, утром поехала к родителям Пащенко. Все-таки лучше я его отвезу назад в монастырь, а то пока дойдет указание вычеркнуть его из списков разыскиваемых преступников, могут и арестовать. А там пока разберутся.

Подойдя к двери, я сразу поняла, что что-то случилось. Дверь была открыта, на площадке курили мужчины.

– Что случилось, – спросила я.

– Павел Васильевич умер. Дождался сына и умер.

Я вошла в квартиру. Гроб стоял на столе в комнате. Видимо, на вскрытие его не возили. Причина смерти и так была ясна. Лечащий врач дал заключение, и старика оставили в покое. Рядом с гробом сидела жена, сын стоял рядом. Увидев меня он подошел и мы вышли на площадку. Мужчины ушли и мы могли говорить без лишних ушей.

– Я не могу сейчас вернуться в монастырь, – сказал Пащенко. – Отцу Анатолию я уже позвонил и сообщил о смерти отца.

– Я понимаю. Твое алиби подтвердилось. Нашелся еще один свидетель, сосед Николая. Он заходил к нему в тот вечер.

– Действительно, заходил какой-то мужик. Но я про него совершенно забыл.

– А вот Николай вспомнил. Так что тебе теперь бояться нечего. Можешь оставаться с матерью, сколько нужно. Помощь нужна какая-нибудь? Может быть деньги нужны?

– Спасибо. Деньги у меня есть. В тюрьме кое-что заработал, а потратить не успел.

– В таком случае, прими мои соболезнования, я поеду.

– Спасибо тебе, ведь если бы не ты, я с отцом так бы и не простился и не получил его прощения, – Пащенко отвернулся. Не хотел показать своей слабости.

Я спустилась вниз, села в машину, но тронуться с места не могла. Жалко мужика.

–Вот так, Боцман. Искалечил мужик жизнь себе, родителям. А теперь к богу обратился, грехи отмаливать. Но лучше поздно, чем никогда.

Немного успокоившись, поехала домой. Боцман, как всегда, сопровождал меня.

Прошло уже много времени, а от Леонида Ивановича не было никаких известий. Значит, нового подозреваемого в убийстве детектива не появилось. Я решила позвонить ему сама.

– У Вас, Валентина Георгиевна, случайно телепатических способностей нет? – спросил меня Грач, узнав с кем разговаривает.

– Нет, а что?

– Да я сам собирался Вам звонить. Я тут кое-что раскопал. Можете подъехать.

– Конечно. Можно прямо сейчас?

–Жду.

Через час я уже сидела в кабинете детектива.

– Помните, я попросил дать мне реестр всех дел, которые вело агентство с момента образования. Так вот, было одно дело, у которого не было заказчика. Я поинтересовался у ребят, почему так произошло. Они мне ответили, что это дело Смолянинов вел еще когда работал в милиции. Но доказательств не нашли и дело закрыли. А суть его в том, что пять лет назад погиб при странных обстоятельствах один весьма известный политик. Его тело нашла дочь, когда вернулась из отпуска. С момента смерти прошло дней десять, он лежал в своем загородном доме. Можешь представить, что было с трупом. Причиной смерти посчитали сердечный приступ, так как каких-нибудь следов насильственной смерти на теле не обнаружили. Его благополучно похоронили и дело закрыли. Но Смолянинова смущало одно обстоятельство. Политик был абсолютно здоров, регулярно обследовался и вел здоровый образ жизни. До того, как начать заниматься политикой, он занимался бизнесом, причем весьма успешно. У него было несколько предприятий по производству продукции, связанной с электричеством. Размещались они в разных городах, от Сибири до Московской области. Занявшись политикой, он продал свои предприятия, а деньги вложил в акции крупных компаний. Жил на дивиденды и ни от кого не зависел. Он в думе входил в комитет по контролю за расходованием бюджетных средств. Сама понимаешь, чем это пахнет. Я думаю, что врагов у него было много. Но его побаивались, и в открытую никто ничего не говорил. После его смерти, Смолянинов тщательно проверял всех, кто был на заметке у политика. Официально дело было закрыто, поэтому он вел самостоятельное расследование. Своих ребят он в это дело не впутывал. Помогали ему неофициально оперативники. Дочь финансировала это расследование, но тоже официальным заказчиком розыска нигде не фигурировала. И вот в поле зрения Смолянинова появился некий Андрей Степанович Грумов. На первый взгляд он никаким боком не касался смерти политика. Почему Смолянинов стал его разрабатывать, не пойму. Видимо, оперативное чутье сработало. И вот, что он выяснил. На модернизацию завода по производству оборудования для нефтегазовой промышленности, находившегося в области, которую этот Грумов представлял в парламенте, были выделены огромные бюджетные средства. И все вроде бы хорошо шло. Закупалось новое оборудование, шла реконструкция. Руководство регулярно слало отчеты в счетную палату. И вдруг на заводе происходит взрыв такой силы, что от цеха, где шла реконструкция остались одни руины. Сразу была выдвинута версия, что это террористический акт. Тем более, что завод находится вблизи с границей Чеченской республики. Все свалили на боевиков. Естественно, никого не нашли. Дело закрыли. Но наш политик, оказался мужиком дотошным. Тем более, что сам свой бизнес создавал на руинах советского государства, и наверняка знал, как можно скрыть истраченные не по назначению деньги. Короче, он начал копать под Грумова. И видимо до чего-то докопался. В результате и умер якобы от сердечного приступа. Никаких бумаг в его доме следователи не нашли. Вообще, никаких бумаг. Тебе не кажется это странным. Чтобы у политика не было дома каких-то записей, касающихся его работы. Вот и Смолянинову показалось это странным. А потом пришла дочь и принесла флешку. Она ее случайно обнаружила, когда решила сделать ремонт в кабинете отца. У него в стене был сделан крохотный тайничок. Его обнаружили, когда стали снимать старые обои. Там-то эта флешка и лежала. Когда Смолянинов изучил документы, которые были там собраны, у него не оставалось сомнений в причине смерти политика. Он распечатал документы и отнес их в центральную прокуратуру. Но видимо, не все чисто в рядах нашей доблестной прокуратуры. Кто-то слил информацию, и Смолянинов был убит на следующий день, после посещения этого заведения. Убийца искал носитель, на котором собраны эти документы. Но видимо, не нашел, потому что его нашел я. И вот теперь, не знаю, что делать. Снова нести в прокуратуру, а где гарантия, что я не окажусь там же, где сейчас пребывает Анатолий Викторович. Но и безнаказанным оставлять этого урода я не хочу, и не могу.