Виктория Колобова - От сумы да от тюрьмы не зарекайся [litres самиздат]

– Нет у меня детей. Один я. А это я и сам не понимаю, кто пишет. Чо от меня надо? Я сперва пугался, потом привык. Почтальон ворчит, что ко мне ходить приходится. А я чо?

Трубников снова сел за стол, просмотрел письма. Это были официальные письма из судов Ростова-на-Дону, Москвы, Петербурга, даже несколько писем из Омска, тоже из суда.

– Рыжий, ты когда-нибудь был в Омске?

– Где? Ты чо, начальник? Я дальше Ростова нет! А на кой? И денег нет. Я возле домика своего кружусь, грибы, ягоды, а зимой хворост. Охотник из меня не получился. Из меня ничего не получилось. Даже дрова пилять невмоготу. Поехал в Ростов, взял в долг денег, купил бензопилу. Чтоб одному можно было дрова пилять. Помочь некому. Ну, купил я бензопилу, а она сломалась сразу! В углу лежит, обманщица. С моей пензии за неё все вычислили! Сполна заплатил! А она бракована!

– Ты в магазине кредит брал?

– Не, в киоски. На нем крупными буквами: «Быстро деньги!». Паспорт свой дал, они с него копию сняли. Карту Мир дал свою пензионную. Они мне вернули паспорт, вернули карту. Денег дали. Купил бензопилу. Знал бы, что потом письмами завалят, что не пиляет она, то не купил бы!

– А в Москве был?

– В Москве? Я бы побывал, если б кто оплатил. Я бы с радостью побывал! Нигде я не бывал. Я и в армии не служил. Они меня не взяли, потому что я был очень худой. Я завсегда худой.

– Я бы так не сказал, – осмотрел Рыжего Трубников.

– Так это же, телогрейка! Под ней два свитера! Да хоть три надень! Ветер до костей пробирает! Хвороста на растопку больше собрать негде, только в лесу. До леса полем.

Трубников сложил письма, вернул аккуратной стопкой на подоконник. Попросил его проводить к матери Дегтярева. Рыжий провел его к такому же убогому домику, из трубы шел дым. Увы, в домике тоже было полно дыма. Маленькая сухонькая старушка кашляла возле печки:

– Трубу чистить надо, – виновато сказала она Трубникову.

– Я ж тебе чистил в прошлом году! – сердито сказал Рыжий и, не дождавшись её возражений, ушел не прощаясь. Трубников начал расспрашивать старушку о сыне. На её глазах появились слезы:

– Люди говорили, что видели его. Только до дому не дошел. Вроде бы он в Городке сел на автобус, чтоб домой ехать. Автобус сломался в пути. Он пошел до дому полем. Можно было пойти по дороге, но так путь долгий. Он пошел полем и сгинул. Никто его больше не видел. Нет его! Если бы он был жив, он бы дал о себе знать! Он бы меня не бросил! А это на газете не он. Однофамилец!

Трубников поблагодарил ее, помог ей растопить печь, проветрить дом. Попрощался, поехал в Городок. Въехал в Городок под звуки казачьей песни. Пели хором. Да с таким чувством, с таким наслаждением! Он удивился, когда понял, что поют в новом торговом центре. Вроде бы еще не сдали в эксплуатацию. В торговом центре было много людей, детей. Все не просто слушали хор, а подпевали. Хор стоял в центре торгового зала. Казак с аккордеоном, рядом мальчик – солист. За ними ветераны. Пели самозабвенно. Кстати, пели правильно. Видать, с хором кто-то давно работал. Им бы на конкурсах выступать. Он увидел в толпе работника Новикова – Олега. Подошел к нему.

– Это местный хор, – объяснил Олег, – вообще-то еще нельзя, еще объект не сдан, но они сильно просили, по празднику стосковались. У них на втором этаже комната своя будет для репетиций. Дом культуры у них в Городке есть, но там нельзя, обветшал. Громко чихнешь, потолок рухнет.

– Я хочу поговорить с Подгорным, где он?

– С кем? А! С управляющим! Нет, это не мужчина, а женщина. Мы ее тоже ждем, без ее подписей уехать не можем. Она третья справа в хоре. Подгорная Екатерина Петровна.

Трубников с удивлением посмотрел на большую толстую женщину неопределенного возраста. Не такого управляющего он ожидал встретить. Вряд ли беседа с ней поможет ему выяснить, что за машина выезжала сегодня в шесть утра из лесного ангара. Словно прочитав его мысли, Олег, улыбнулся:

– Мы тоже удивились. Мальчик-солист ее внук Ваня. Ничего, нормально. Она к нашей работе не придирается, потому что ничего в ней не понимает. Нам главное, чтобы все документы подписала поскорее. Домой хочется.

– Хорошо поют, – сказал Трубников.

– Домой хочу, – упрямо повторил Олег.

Весь оставшийся день Трубников общался с работниками Новикова, с жителями Городка. Поговорил и с Екатериной Петровной. Она очень сожалела, что Новиков не смог приехать сам на сдачу объекта. Но приняла работу и подписала все бумаги, осталась работой довольна. О Новикове отзывалась с уважением, не верила, что он убил Дегтярева. Считала это недоразумением.

Нет, никто здесь не подставлял Новикова, не желал ему зла.

Перед отъездом наведался к Безверхову. Он сердито глянул на него и неожиданно спросил, обедал ли он?

– Спасибо, покушал.

– Рыжий угостил?

– Уже доложили?

– Да. Работа такая, мимо меня не проскочишь.

– А как же убиенный казах?

Безверхов выругался, поднялся и пошел к выходу:

– Поехали ко мне, с женой познакомлю, пообедаем. Сегодня на обед утка.

– Я очень люблю уток, с удовольствием покушаю.

– Николай Федорович, вы у Рыжего письма смотрели?

– Смотрел, только ничего не понял.

– Я с ним говорил, письма несколько раз перечитал, все равно ничего не понял. Как будто Рыжий с кого-то денег требует. Это после того, как он в Ростове побывал в микрозайме. Видать, кто-то воспользовался ксерокопией его паспорта. Якобы, находясь в Москве Рыжий дал в долг Ивану Иванову один миллион четыреста тысяч рублей, а теперь судом требует вернуть. Нет у Рыжего денег, никогда он в Москве не был, в долг никому не давал. А все письма на его адрес, все претензии по его душу. И по мою тоже отрекошетит, когда разберутся. Я сам пока ни в чем разобраться не могу. Я на бумаге с карандашом прикинул, сколько же ему должны с Москвы, с Питера, с Омска из других городов, в которых он никогда не был. Больше пятидесяти миллионов рублей. Что же это?

– Получается, что Рыжий миллионер, – успокоил его Трубников.

Безверхов подавил тихий вздох. Они подошли к его дому. На крыльце стояла и улыбалась девочка-подросток:

– Заждались, папа, – крикнула она, – обед готов!

– Скорее ужин, чем обед, – пробормотал Безверхов.

У него была очень красивая жена. Стол застелен чистой скатертью. От запаха еды у детектива закружилась голова. Утка оказалась очень вкусной. Кроме утки были борщ с мясом, картошка, жаренная на сале, соленые огурцы, копченое сало, свой хрен в маленьких баночках, маринованная рыба. К чаю печенье, которое хозяйка испекла сама.

После обеда женщины начали убирать со стола, мыть посуду, а Безверхов и Трубников вышли покурить на крыльцо. Темнело, кое-где на небе уже зажглись звезды. Похолодало.

– Утром было холодно, днем даже жарко, сейчас снова холодно, – сказал Трубников.