Елена Кралькина - Немчиновы. Часть 4. Я смогу!

Я посмотрел на Таньку и увидел, что глаза у нее полны слез. Если честно, у меня тоже что-то где-то пощипывало. Ай да дед! Как же мне повезло с ним, с дядей, с тетей Валей, с Танькой! Если бы мама с папой дожили до этого дня! Иногда я мучаюсь от мысли, что за все хорошее, что у меня есть, мои мать и отец заплатили своей жизнью. Если бы мои родители остались живы, мы бы не приехали в Россию, дядя не встретил бы тетю Валю, а я Таньку… Правда… правда, Танька говорит, что это я экстраполирую на будущее свою парижскую жизнь, а экстраполяция всегда приводит к колоссальным ошибкам. На все воля Божия. И еще она как-то добавила, что если бы для счастья Дюшки ей надо было бы погибнуть, она погибла бы с радостью. Вот такая у меня жена.

Речь Анатоля вызвала бурную, но неоднозначную реакцию. Дядя с тетей Валей, судя по их лицам, переживали почти то же, что и мы с Танькой. Лополыс первым поддержал проект и поинтересовался, где можно ознакомиться с деталями. Детали заинтересовали многих, но были и такие, что отнеслись к проекту со скепсисом. Некоторые откланялись и ушли.

Дед-змей, видимо, заметил, что наши мелкие вроде как подружились с детьми Лополыса, и пригласил все семейство лопоухих к нам на дачу для обсуждения деталей.

Слов не хватает, чтобы выразить мои чувства! У нас с Вадимом появился шанс, что наши дети после окончания учебы будут жить и работать рядом с нами. Наконец вернется в Сосновск Мишка, он сможет нормально зарабатывать и перестанет страдать, что живет за чужой счет. Хотя какой это чужой счет, если он живет на деньги от сдачи в аренду дома своих родителей. Мишке эту простую истину никак не удается втолковать.

Слов не хватает, чтобы выразить мою благодарность Виталию Петровичу. Один комок в горле. Вадим, конечно, тоже примет участие в проекте. Я сначала немного испугалась, что Вадим обидится на отца за то, что он договорился обо всем с Анатолем за его спиной, а сейчас успокоилась. Вадим явно гордится отцом. Смотрю, пошел и обнял его. Для Вадима такое проявление чувств на людях большая редкость. Может быть, Вадим был в курсе плана отца с самого начала и таился от меня, чтобы лишний раз не волновать? Какая разница? Следом за Вадимом деда обнял Мишка, а потом уж настала наша с Танюшей очередь.

Ночью мы с Танькой, конечно, не спали. Вспоминали… На первых курсах иногда было тоскливо. Решали, решали, решали, а для души ничего. Иногда луч света появлялся на лекциях по физике, особенно когда интересные опыты показывали. Иногда было что-то интересное в практикуме, но, если честно, действительность немножко отличалась от ожиданий, и не в лучшую сторону. Многое казалось слишком пафосным, официозным, академичным: строгие преподаватели, дубовая мебель, коридоры, отделанные темным деревом.

Все изменилось, когда на третьем курсе мы стали ходить в лабу. Поначалу, конечно, были полными салагами. За счастье почитали самим какой-нибудь прибор включить или помочь аспирантам результаты в тетрадь записывать. А потом Елизавета Андреевна показала нам, как магнитное поле на плазму влияет. Увеличиваешь поле, плазма светит все ярче и ярче, а потом – раз, и разряд практически гаснет. Главное, почему так происходит, вроде понятно, только не очень. Мы с Танькой сразу на этот эффект запали. Пришлось методики всякие для диагностики плазмы осваивать. Почему-то, когда в практикуме вроде как методику изучаешь – скука смертная, отстой, а в лаборатории – кайф. Жалко только время на научную работу студентов в лабе практически не предусмотрено. Это уже в самом конце, на шестом курсе можно в лабе с утра до ночи сидеть, а до того – максимум день в неделю. После окончания факультета мы с Танькой поступили в аспирантуру. Раскололи мы свой любимый эффект, поняли, что к чему. Даже странно, что сразу во всем не разобрались. Правда, поработать пришлось ого-го! Больше всего нам нравилось работать вечером, когда основные сотрудники уходили, а у нас, аспирантов, работа была в самом разгаре. На факультете становилось тихо, и почти за каждой дверью трудились такие же, как мы, пролетарии. Трудились – просто потому, что нам это было интересно. Днем обсуждали результаты, спорили. Казалось, вот, все уже померили, все понятно, садись, пиши статью. Но некоторые личности начинали вредничать: оценили ли мы ошибку, совпадает ли результат с расчетами, почему не рассмотрели еще какой-нибудь идиотский случай. Мы бесились, но работали и шли дальше. Я в основном занимался экспериментом, а Танька считала. Танька тоже эксперимент любит, но у нас родился Дюшка, она почти год дома сидела, пришлось забыть про эксперимент и заниматься расчетами. Защитились мы с Танькой почти одновременно, и перед нами встал вопрос, что делать дальше. Нам так надоело, что в лабе нет хороших приборов, что мы сдуру решили поехать во Францию поработать постдоками. Благо связи у деда остались.

Поначалу нам в нашей новой, французской лабе очень понравилось. Оборудование классное. Никаких самоделок. Никто над душой не висит. Работай сколько хочешь, в смысле, можешь много отдыхать. Платят нормально, не то что в России. С нами в Париж поехали дед и тетя Зина с Дюшкой. Мы, конечно, свинтусы, частенько оставляли Дюшку на старшее поколение, а сами мотались по Европе. Где только не побывали!

Я сумел разыскать ребят, с которыми когда-то вместе учился. Встретились. Неужели, если бы я остался во Франции, я бы был таким же. Полные пофигисты. Живут – небо коптят, обсуждают за сытным обедом, где, в какой стране несчастные голодают. Танька послушала-послушала и согласилась с тетей Зиной, что Парижу до нашего Сосновска еще расти и расти.

Потихонечку работой в лаборатории мы тоже начали разочаровываться. Оборудование – отличное, приборы – какие хочешь, мастерские – пожалуйста, а чего-то не хватает. Танька считает, что просто энергетика не та. Скучно!

Летом повезли Дюшку на море в Йер. У нас там какой-никакой домишка. Вечером пошли с Танькой в магазин, молоко кончилось. Танька у входа в магазин осталась, а я за молоком пошел. Вдруг слышу, Танька кричит, меня зовет. Я вылетел, а ее мигранты окружили и руки к ней тянут. Тетя Маня и дядя Коля меня чему-то все-таки научили. Мигрантов я раскидал быстро, но появилась полиция, и в полицию забрали меня, а не мигрантов. Видите ли, мне следовало позвонить и вызвать полицию, а они бы приехали и навели порядок. Я их на их же родном, то есть французском, языке спрашиваю: а если бы, пока вы ехали, мою жену на моих же глазах мигранты трахнули, что тогда? Молчат, глаза прячут, про толерантность мне лекцию прочитали. Хорошо, что Танька сообразила деду позвонить. Полицейские, как только узнали, что мой дед знаменитый Немчинофф, сразу меня отпустили. Поинтересовались, конечно, где я так драться научился. Про Сосновск они в этой связи ничего не слышали.