Наталья Мериранта - Тайна Крепости Бомарсунд

Опустошив свою копилку, Мария оплатила поездку. Посчитав оставшиеся деньги, приуныла – при самом лучшем раскладе можно надеяться максимум на кофе в день «не по программе». Мама перед отъездом смущенно сунула ей в карман смятую купюру в сто евро: «Прости, больше сейчас нет», Маша стыдливо ее приняла. Не в ее правилах брать деньги у мамы-пенсионерки, подрабатывавшей до сих пор репетитором по английскому. Напротив, последнее время она сама пыталась добавить ей денег «для дачи». Сейчас же эта лишняя купюра от мамы чуть скрасила бюджет, за что Маша была очень благодарна. «Надо будет купить маме кофе побольше, как она любит».

Отсутствие свободных денег, конечно, немного удручало, но настроение портилось не сильно. Программа тура была замечательная, Александр Анатольевич знал свое дело, рассказывал не только факты, которые можно прочесть в любом путеводителе или учебнике. То и дело вспоминал любопытные истории, которые можно узнать, только проведя достаточное время в архивах. Конечно, хотелось прикупить новых вещей, вон и скидки, даже на пароме, манили. «Выше головы не прыгнешь», поэтому Маша наслаждалась видами, историей и всем, что заранее оплатила. В стоимость поездки, помимо экскурсионной программы, входило трехразовое питание. Об этом Александр Анатольевич позаботился также заранее – не хотел, чтобы его сотрудники теряли время на поиск подходящего по бюджету кафе.

– Фотки еще наделаешь на обратном пути. Или даже вот сейчас – по просекко, а потом на палубу. Фотки выйдут более артистичными. Не дрейфь, мне Пусик бабосиков на карту кинул, за его счет банкет.

Галя житейским умом поняла, что у товарки денег негусто, но одной сновать по чухонским, как она выражалась, барам, ей не хотелось. Она прикинула, что Маша при всей ее крепкой конституции много не выпьет, поэтому она, Галя, вполне сможет ее пропоить. Еще бы приодеть подругу не мешало. Мельком увидев содержимое Машиной сумки, она заключила, что одевается та в стиле, что бог послал. А послал он в основном наряды сельской простушки с амбициями городской хищницы. Тем не менее, попутчица Гале нравилась: спокойная, знает много – иногда с Александром Анатольевичем у них такие беседы, что будто радиопередачу слушаешь, помогает с переводом, сама-то Галя только «йес энд ноу» из школы помнит.

– Давай одевайся, что там есть у тебя. Да вот шарфик возьми мой. Я его прихватила с собой, но он мне в поездке ни к чему не подходит. А тебе как раз, курточку твою сиротскую оживит. Еще сейчас тебе помаду купим. Красную. Хотя нет, красная тебя сейчас шокирует. Купим потом. Сейчас возьмем розовенькую, – Галя для себя решила, что Машу не бросит, поможет ей и в Петрозаводске. Да и опять же – иметь умную подругу престижно. С ней можно и на «Мозгобойню» и в «Что? Где? Когда?», да не просто в публику, а даже в команду. Маше же она тоже необходима – вон, какой-то шарфик и плойку свою Галя одолжила – и как будто расцвела переводчица. Камень требует огранки.

Маша с сомнением и удовольствием смотрела на себя в зеркало. Красный шарф в горошек оживил образ и подходил к курточке цвета хаки. Волосы, чуть тронутые плойкой, красиво обрамляли лицо. Маша себе нравилась: «Надо же, почему дома-то я так не делала, у меня же даже плойка в комоде есть. А Галя-то, похоже, знает толк в моде. Может, даст мне пару советов, вынесет модный приговор. Думается, он будет обвинительным».

Маша подмигнула своему отражению, поправила шарфик, освободив из-под него скромное украшение – красный камень в серебряной оправе, на обратной стороне которой было выгравировано «Min kärlek» (шв. «Моя любовь»). Камень смотрелся слегка грубовато – изделия из гранита нечасто встретишь, но Скворцовой нравилось сочетание необычного камня и тонкой серебряной отделки. Это украшение передавалось в семье Скворцовых из поколения в поколение и по легенде приносило удачу. Легенда делала простое ожерелье особенно дорогим, и Маша практически никогда его не снимала.

Паром летел по морю. «Надо же, такая громадина, а словно порхает!», «Да это же просто большой автобус!» – восторженные возгласы согруппников раздавались то тут, то там. Маша улыбалась – некоторые путешественники, несмотря на возраст, вели себя словно дети. Галочка закатывала глаза: «Будто первый раз деревня заграницей. Да что там, наш Петрозаводск и есть деревенька».

Все путешественники вывалили на палубу смотреть, как паром легко проходил через архипелаг, подбираясь к следующему пункту путешествия – столице Аландских островов Мариенхамну. Вокруг простиралось Балтийское море, испещренное маленькими островками. Почти на каждом из них – ну что за прелесть – стояли дачные домики, непременно выкрашенные яркой краской, рядом у пирса покачивались лодки, жители островов отдыхали. Кто-то махал всем проходящим паромам и лодкам, кто-то читал на берегу, не обращая внимания на судоходство. Тут же выплыл паром, отплывающий из Мариехамна обратно на материк. Редкие пассажиры восторженно смотрели на встречный корабль. От избытка чувств они начали махать путешественникам, что-то выкрикивая. Удивительно, но с соседнего парома ветер донес такие же возгласы на непонятном языке и нестройный ряд рук слегка бесновато тянулся в приветствии с соседнего борта.

Мария всматривлась в линию горизонта, стараясь рассмотреть очертания впереди. Семейная история девушки была связана с островами: здесь когда-то служил ее далекий предок, Анатолий Скворцов, лейтенант артиллерии, 34 лет от роду. Молодой военный пропал, погиб в битве. Хотя погиб ли? Его жена, Анастасия, отказывалась в это верить и до конца жизни ждала, что он вернется домой.

1 июля 1854 года, крепость Бомарсунд

Отобедав, лейтенант Скворцов и капитан Столь отправились на прогулку по гарнизону. После их ждала серьезная встреча – поговаривали, что готовилось нападение на Бомарсунд. Шла Крымская война, коалиционные войска уже кружили в балтийских водах в ожидании момента для нападения. Англичане опасались возросшего влияния Российской империи на Балканах, страшились, что это откроет России путь в Азию. Французы не могли простить поражения 1812 года и с удовольствием ввязались в войну, надеясь вернуть гордость своему флагу.

Война для простого человека – дело жуткое. Мало кто из крестьян, набранных в пехоту, умел держать оружие в руках, привыкших к плугу. Война призывала их со своих дворов, где они часто оставляли за старшего двенадцатилетнего мальчишку. Женщины, вынужденные нести хозяйство на своих плечах, быстрее старились, дети, помогающие матерям, быстрее взрослели.

Многие уже не возвращались обратно, оставив свои кости в чужой земле за много верст от родного дома. Смерть на войне застает такого человека врасплох, вызывая скорбное недоумение сослуживцев: «Славный был мужик!». Славный мужик никогда не возращался домой, не видел, как растут его дети, никогда больше не выходил на сенокос. Память о нем растворялась в воздухе, как будто никогда его и не было.