Артур Рив - Немая пуля

Я не думаю, что она нашла какое-то зловещее толкование в его словах, но я нашел, и если когда-нибудь и хотел возразить, то только тогда, но мой голос, казалось, застрял у меня в горле.

Он только начинал. Было ясно, что от меня зависело сдаться и не вмешиваться. Так внимательно, как только мог, я не сводил глаз с часов и других приборов, в то время как мои уши и сердце со смешанными чувствами следили за низким, музыкальным голосом девушки.

Я не буду приводить весь тест, потому что многое из него, особенно в начале, было на самом деле бесполезным, поскольку оно просто вело к “неожиданным испытаниям”. От бесцветных вопросов Кеннеди внезапно перешел в атаку. Это было сделано в одно мгновение, когда мисс Бонд была полностью обезоружена и потеряла бдительность.

– Спокойной ночи, – сказал Кеннеди.

– День, – последовал ответ от мисс Бонд.

– Автомобиль.

– Лошадь.

– Залив.

– Пляж.

–Дорога.

– Лес.

– Ворота.

– Забор.

– Тропинка.

– Кусты.

– Крыльцо.

– Дом.

Заметил ли я или вообразил слабое колебание?

– Окно.

– Занавес.

Да, в тот раз это было ясно. Но слова быстро следовали одно за другим. Покоя не было. У нее не было возможности собраться с мыслями. Я отметил заметную разницу во времени реакции и, сочувствуя, проклял этот холод; научная третья степень.

– Париж.

– Франция.

– Латинский квартал.

– Студенты.

– Апачи.

Крейг произнес это с искаженным произношением “Апаши”.

– Действительно, доктор Кеннеди, – сказала она, – я ничего не могу связать с этим словом. Ну, да, les vaches, я полагаю.

– Вам лучше не отвечать на этот вопрос. Я потратил впустую много секунд. Очень хорошо, давайте попробуем еще раз, – ответил он с напускной беззаботностью, хотя ответ, казалось, заинтересовал его, потому что “les vaches” означало “коровы”, иначе известные как полиция.

Ни один адвокат не смог бы упиваться возможностью задавать наводящие вопросы более безжалостно, чем Кеннеди. Он произнес свои слова резко и неожиданно.

– Люстра.

– Свет.

– Электрический свет, – подчеркнул он.

– Бродвей, – ответила она, пытаясь заставить новую ассоциацию идей заменить ту, которую она старалась скрыть.

– Сейф.

– Хранилище.

Краем глаза я мог видеть, что индикатор показывал чрезвычайно усиленную сердечную деятельность. Что касается времени реакции, я отметил, что оно становилось все длиннее и значительнее. Он безжалостно настаивал на своих словах. Мысленно я проклял его.

– Резиновый.

– Шина.

– Сталь.

– Питсбург, – крикнула она наугад.

– Сейф, – никакого ответа.

– Замок.

Снова никакого ответа. Он торопил свои слова. Я наклонился вперед, напряженный от волнения и сочувствия.

– Ключ.

Тишина и трепетание индикатора артериального давления.

– Уилл.

Как только было произнесено последнее слово, ее выражение испуганного вызова исчезло. С криком боли она вскочила на ноги.

– Нет, нет, доктор, вы не должны, вы не должны, – воскликнула она, протягивая руки. – Почему вы выбираете эти слова из всех остальных? Может ли это быть…

Если бы я не поймал ее, я думаю, она упала бы в обморок.

Индикатор показывал сердце, попеременно бьющееся от лихорадочного возбуждения и почти замирающее от страха. Что бы Кеннеди сделал дальше, подумал я, решив отключить его как можно скорее. С того момента, как я увидел ее, я был очарован ею. Я знал, что на моем месте должен был быть Флетчер, хотя не могу не сказать, что испытывал определенное мрачное удовольствие, поддерживая даже на мгновение такую женщину в трудную минуту.

– Неужели вы догадались о том, о чем никто в мире, нет, даже милый старина Джек, не знает. О, я сойду с ума, с ума, с ума!

Кеннеди мгновенно вскочил на ноги и направился к ней. Выражение его глаз было для нее достаточным ответом. Она знала, что он знает, и она побледнела и вздрогнула, отпрянув от него.

– Мисс Бонд, – сказал он голосом, который привлекал внимание, он был низким и вибрировал от чувства, – мисс Бонд, вы когда-нибудь лгали, чтобы защитить друга?

– Да, – сказала она, встретившись с ним взглядом.

– Я тоже смогу, – ответил тот же напряженный голос, – когда узнаю правду об этом друге.

Тогда в первый раз слезы хлынули бурей. Ее дыхание было быстрым и лихорадочным.

– Никто никогда не поверит, никто не поймет. Они скажут, что я убила его, что я убила его.

Все это время я стоял почти безмолвный, озадаченный. Что все это значило?

– Нет, – сказал Кеннеди, – нет, потому что они никогда об этом не узнают.

– Никогда не узнают?

– Никогда, если, в конце концов, справедливость восторжествует. Завещание у вас? Или вы его уничтожили?

Это был смелый ход.

– Да. Нет. Вот оно. Как я могу уничтожить его, если оно сжигает саму мою душу?

Она буквально вырвала бумагу из-за пазухи своего платья и в ужасе отбросила ее от себя.

Кеннеди поднял завещание, открыл и торопливо просмотрел.

– Мисс Бонд, – сказал он, – Джек никогда не узнает об этом ни слова. Я скажу ему, что завещание было неожиданно найдено в столе Джона Флетчера среди других бумаг. Уолтер, поклянитесь своей честью джентльмена, что это завещание было найдено в столе старого Флетчера.

– Доктор Кеннеди, как я могу вас отблагодарить? – воскликнула она, устало опускаясь в кресло и прижимая руки к пульсирующему лбу.

– Просто расскажите мне, как вы получили это завещание, чтобы, когда вы с Флетчером поженитесь, я мог быть вам таким же хорошим другом, без всяких подозрений, как и ему. Я думаю, полное признание пошло бы вам на пользу, мисс Бонд. Вы бы предпочли, чтобы доктор Джеймсон этого не слышал?

– Нет, он может остаться.

– Это все, что я знаю, мисс Бонд. Прошлым летом в Париже с Гринами вы, должно быть, случайно слышали о Пилларде, апаче, одном из самых известных взломщиков, которых когда-либо создавал мир. Вы разыскали его. Он научил вас, как красить пальцы резиновой композицией, как пользоваться электродрелью, как пользоваться старомодным ломом. Вы отправились во Флетчервуд по проселочной дороге примерно в четверть двенадцатого в ночь ограбления в маленьком электрическом катере Гринов. Вы вошли в библиотеку через незапертое окно, подключили дрель к электрическим соединениям люстры. Вы должны были работать быстро, потому что электричество отключалось в полночь, но вы не могли выполнить работу позже, когда они спали более крепко, по той же самой причине.

Это было сверхъестественно, когда Кеннеди поспешил с реконструкцией сцены, почти невероятно. Девушка зачарованно наблюдала за ним.

– Джон Флетчер не спал той ночью. Так или иначе, он услышал вас за работой. Он вошел в библиотеку и при свете, льющемся из его спальни, увидел, кто это был. В гневе он, должно быть, обратился к вам, и его страсть взяла верх над возрастом – он внезапно упал на пол с апоплексическим ударом. Когда вы склонились над ним, он умер. Но почему вы вообще решились на такое глупое предприятие? Разве вы не знали, что другие люди знали о завещании и его условиях, что, в конце концов, вас обязательно выследят, если не друзья, то враги? Как, по-вашему, вы могли бы извлечь выгоду, уничтожив завещание, положения которого были известны другим?