Джон Карр - Убийства в Плейг-Корте

— На полу валялось несколько листов бумаги и авторучка, — вспомнил я. — На них что-нибудь было написано?

— Не повезло. Пусто. Чисто. Абсолютно. И больше ничего.

— Ну… и что теперь?

— Теперь, — энергично ответил Мастерс, — расспросим нашу небольшую компанию. Берт постоит у дверей, никто нам не помешает.

Давайте еще разок по порядку посмотрим, заглянем в блокнот. Гм… Грубо говоря, около половины первого мы с Бертом и мистером Холлидеем оставили вас здесь читать этот бред и пошли обратно, в переднюю комнату. Мисс Латимер, услышав грохот разбившейся цветочницы, побоялась, как бы с Холлидеем чего не случилось, выбежала в вестибюль, наткнулась на нас и вцепилась в Холлидея. Потом мы направились к остальным. Берт держался в сторонке, а я имел беседу, которая оказалась… — Он нахмурился.

— Бесплодной? — подсказал я.

— Ну, пожалуй, что так, осмелюсь сказать. Старая леди с полным хладнокровием приказала мне отыскать несколько стульев, чтобы все расселись. Так я и сделал, разрази ее гром. Кстати, это была неплохая возможность оглядеться вокруг. В доме полным-полно разбитой мебели. Затем они захлопнули дверь у меня перед носом, но мы успели прихватить малыша Джозефа. Вместе с Бертом отвели его в комнату напротив, набитую всяким хламом, зажгли свечу, поговорили…

— Он уже был накачан морфием?

— Нет. Но нуждался в наркотике. Какое-то время он сидел тихо, но вскоре начал дергаться. Никаких предположений у него не было. Но затем, как я теперь припоминаю, когда он принял дозу, кое-что появилось. Без конца жаловался, что в комнате очень жарко, шмыгал в темноту, прикидываясь, будто срывает с окна доски, однако не сорвал. Я пошел, чтобы вернуть его на место, а он в тот момент что-то прятал во внутренний карман… Я его потащил и нащупал что-то круглое, гладкое, небольшое… Ха. Думаю, если шприц с наркотиком, то пускай хорошенько подействует перед дальнейшим допросом. Поэтому оставил придурка с Бертом, который всегда чертовски вежлив и любезен для службы в полиции, и отправился осматривать дом. Было это приблизительно без десяти час или чуть позже, хотя мы немного времени потратили. Вышел в вестибюль. В комнате, где впятером сидели члены кружка, было тихо и вроде темно. А парадная дверь слегка приоткрыта. Знаете, та, высокая, в которую мы вошли.

Он многозначительно на меня покосился, и я заметил:

— Мастерс, это абсурд! Безусловно, никто не осмелился бы в присутствии офицера полиции… Кроме того, парадная дверь стояла открытой, когда мы пришли. Может, ветер…

— Ах! — простонал инспектор, стукнув себя в грудь. — И я точно так же подумал. Не обращая внимания на присутствующих в доме, присматривал, как вам ясно, за Дартвортом. Хотел разоблачить игру, и таким образом… Ну, я плотно закрыл дверь и запер ее на задвижку, затем поднялся наверх на разведку. Раньше казалось, каменный домик лучше виден из окон, которые выходят на задний двор. Оказалось, что нет. А когда я спускался по лестнице, парадная дверь вновь была приоткрыта. У меня был только фонарик, но я сразу это заметил. — Он грохнул по верстаку кулаком. — Скажу вам, сэр, я стоял в вестибюле один, сам до чертиков перепуганный, но… если б мне только пришло в голову, что кто-то задумал убить Дартворта… Я выскочил в ту самую дверь…

— Кругом была грязь, — напомнил я. — Заметили следы?

— Ни единого, — тихо ответил Мастерс.

Мы с ним переглянулись. Даже в присутствии полицейских и жаждущих новостей репортеров, при свете фотовспышек дом был переполнен страхом и ужасом, описанными в прочитанных мной письмах.

— Завернул за угол… — продолжал инспектор. — Я уже рассказывал вам об увиденном и услышанном. Дартворт стонал, умолял, а потом звякнул колокол.

Он сделал паузу и громко выдохнул, словно слишком поспешно хлебнул крепкого спиртного и у него перехватило дух.

— Да-да, сэр, вот о чем я хочу вас спросить. Вы говорили, что слышали, как кто-то прошел мимо закрытых дверей кухни, где вы сидели, читая бумаги. Правильно? А скажите, в каком направлении? К заднему двору или оттуда?

Я мог ответить только одно:

— Не знаю.

Мастерс хрипло вздохнул:

— Если проходивший возвращался в дом — я имею в виду, в этот дом, в большой, «навестив», так сказать, Дартворта в маленьком домике… Понимаете, я повернул за угол, на задний двор. И видел черный ход, где горела свеча. Частично даже двор видел перед собой. Какой же дьявол мог выйти в парадное, дойти до домика, не оставив ни следа в грязи на дворе, убить в каменном мешке Дартворта и вернуться сюда незамеченным через заднюю дверь, пройдя мимо горевшей свечи?

Помолчав, инспектор коротко кивнул и направился к двери. Я слышал, как он посылает констебля в переднюю комнату караулить пятерых подозреваемых, едва расслышал указание препроводить в «совещательную комнату» леди Беннинг и слегка призадумался: а что об этом запутанном деле сказал бы мой бывший шеф из разведывательного управления, великий человек, о котором напомнил мне Фезертон? «Какой же дьявол мог…»

Вернувшийся Мастерс нерешительно заколебался:

— Если старушка снова пойдет вразнос, как, по вашим словам, уже было…

Он прервался, помедлил, сунул руку в боковой карман, вытащил стальную фляжку, которую при всей своей невозмутимости постоянно носил при себе для нервных любителей спиритических сеансов, и потряс ее в руке с удивительно безмятежным видом. В галерее послышались шаги, хромавшие по направлению к совещательной комнате, и гулкий предупредительный голос констебля.

— Лучше сами выпейте, Мастерс, — посоветовал я.

Подлинно дословной фиксацией полученных показаний я обязан дотошности Мастерса. Он не делал кратких заметок, а стенографировал в пухлых блокнотах каждое слово, разумеется, кроме высказываний, наверняка не имеющих отношения к делу. Затем записи были расшифрованы, отредактированы, перепечатаны, представлены на подпись свидетелям. С его разрешения я получил копии, добавив заданные инспектором, но не записанные на месте вопросы. Поэтому записи представляют собой просто выдержки из сумбурных речей, безусловно неполные, но, может быть, интересные для любителей загадок. Кроме того, в них содержится несколько важных деталей.

Сначала цитируются заявления леди Энн Беннинг, вдовы покойного сэра Александра Беннинга, кавалера ордена Британской империи третьей степени. Записи не передают атмосферу полутемной комнаты, где фальшивая маркиза с картины Ватто сидела при свечах перед полицейским инспектором Мастерсом. Стрелки часов ползли к четырем утра, позади в тени маячил могучий констебль, во дворе стоял шум — тело Дартворта грузили в черный фургон.

Старуха была настроена даже враждебней, чем прежде. Ее усадили на стул — вновь мелькнула красная подкладка накидки, — она сидела прямо, крепко сцепив на колене унизанные кольцами руки. Была в ней какая-то злая веселость. Голова крутилась, словно выискивая местечко, где можно побольней ужалить Мастерса, припухшие глаза были полуприкрыты сморщенными веками, на губах еще играла улыбка. Ответы на формальные вопросы следовали без запинки, хотя майора Фезертона, который настаивал на своем присутствии при допросе, с определенным трудом удалось выставить из комнаты. До сих пор вижу, как леди Беннинг вздергивает брови, помахивает рукой, слышу легкий металлический звон в ее голосе…