Ширли Джексон - Солнечные часы

Солнечные часы установили и настроили с таким же старанием, что и книги в библиотеке, и каждый, кому взбрело бы в голову проигнорировать маленькие нефритовые часы в гостиной или дедушкины часы в библиотеке, или мраморные часы в столовой, мог выйти на лужайку и определить время по солнцу. Из любого окна, выходящего на сад и на озеро, виделись солнечные часы, установленные на повороте аллеи. Старший мистер Хэллоран был человеком методичным. В левом крыле насчитывалось двадцать окон, в правом ровно столько же. Так как центральная дверь была двойной, на втором этаже располагались сорок два окна и столько же на третьем, прямо под резным орнаментом крыши. Мистер Хэллоран распорядился, чтобы там изобразили цветы и древнегреческий символ богатства – рога изобилия, и нет никаких сомнений, что его распоряжения выполнили в точности.

По обе стороны двери располагалась терраса: восемьдесят шесть черных и восемьдесят шесть белых плиток направо и столько же налево. Мраморную балюстраду поддерживали по сто шесть колонн слева и справа соответственно. Восемь широких мраморных ступеней вели на лужайку, которая изящно обтекала квадратный пруд и плавной волной устремлялась вперед, к летнему домику в виде храма, посвященного какому-то второстепенному богу математики, с шестью тонкими колоннами по обеим сторонам. Хотя никто не пытался подобрать деревья, окаймляющие лужайку, листик к листику и веточку к веточке, летний домик окружали четыре тополя, посаженные на равном расстоянии. Внутри домик был выкрашен в зеленый и золотой, вдоль колонн и потолочных балок обвивалась виноградная лоза.

Все это царство симметрии нарушали солнечные часы, нарочно установленные не в центре, с провокационной надписью «Что жизнь?»

После того как дом был покрашен, обит деревянными панелями, устлан коврами и парчой, оснащен шелковыми простынями и драгоценными произведениями искусства, мистер Хэллоран перевез сюда жену и двух маленьких детей. Миссис Хэллоран умерла через три месяца, так и не увидев солнечных часов вблизи, разве что из окна спальни. Не довелось ей прогуляться ни к центру лабиринта, ни в тайный сад, чтобы сорвать абрикос, хотя каждое утро даме подавали свежие фрукты в прозрачной голубой вазе. Из розария ей доставляли розы, из теплиц – орхидеи и гардении, а по вечерам ее сносили вниз и сажали в кресло у огня. Миссис Хэллоран родилась в доме на две семьи в глухом далеком городке, где бо`льшую часть года было холодно и мрачно; впервые в жизни она почувствовала тепло, лишь сидя у камина. Она никак не могла поверить, что в этом доме ей не грозит зима, и даже вечное лето из роз, гардений и абрикосов не разуверило ее сомнений; миссис Хэллоран скончалась в полной уверенности, что за окном идет снег.

Вторая миссис Хэллоран – Орианна, жена Ричарда – поставила себе цель относиться к свекру с восхищением и покорностью.

– Мне кажется, – заявила она Ричарду, когда молодожены вернулись из свадебного путешествия и обосновались в Большом доме, – наш долг – скрасить последние годы твоего отца. В конце концов, он – твой единственный родственник.

– Вовсе нет, – возразил Ричард, озадаченный. – Есть еще сестра Фрэнсис и дядя Харви с женой и детьми в Нью-Йорке. И потом, наверняка имеются кузены разной степени дальности…

– Да, но никто из них не распоряжается деньгами твоего отца.

– Ты что, вышла за меня ради отцовских денег?!

– Ну да. И еще ради дома.

– Повторите еще раз, – велела миссис Хэллоран, разглядывая часы в теплых сумерках.

– «Что жизнь? И почему к ней люди жадны? Сегодня с милой, завтра в бездне хладной! Один как перст схожу в могилу я…» [6] Цитата из «Кентерберийских рассказов» Дж. Чосера, пер. О. Румера.

– Не нравятся они мне.

Миссис Хэллоран протянула руку и дотронулась пальцем до часов. В сумраке доносилось слабое шуршание листьев, плеск воды. Дом отсюда казался очень далеким, свет в окнах – совсем тусклым. Миссис Хэллоран провела пальцем вдоль буквы «Ч» и подумала: без этих часов лужайка выглядела бы пусто. По сути, часы – символ людской порочности, доказательство того, что глаз человека не способен вынести математическое совершенство. Я – существо земное, напомнила себе миссис Хэллоран, и потому должна смотреть на часы, как и все прочие. Если их убрать, мне тоже придется отводить глаза до тех пор, пока я не увижу несовершенство взамен часов – возможно, звезду?

– Вам не холодно? – спросил Эссекс. – Вы дрожите.

– Становится прохладно. Давайте вернемся в дом.

Тихими шагами миссис Хэллоран ласкала землю, по которой ступала; под рукавом ощущалась твердость руки Эссекса, едва заметное напряжение мускулов – реакция на ее совершенство и одновременно жест защиты. Все это мое, думала она, осматривая молчаливые камни, и землю, и листья своих владений. Тут она вспомнила, что собирается отослать Эссекса прочь, и улыбнулась. Бедный Эссекс так и не понял, что сущность хорошего придворного заключается в неуверенности. Теперь дом принадлежит мне, подумала она молча, не в силах произнести ни слова.

В большой гостиной у огня сидел Ричард Хэллоран; в дальнем углу, на почтительном расстоянии, за столиком устроились мисс Огилви с тетей Фэнни. Мисс Огилви читала, а тетя Фэнни раскладывала пасьянс; судя по всему, последняя не осмеливалась подкрутить свет в лампе, и они с мисс Огилви склонились над столом, щурясь в темноте.

– Орианна, – произнес ее муж, как только миссис Хэллоран и Эссекс вошли через высокие двери террасы, – я вспоминал Лайонела.

– Конечно, Ричард. – Миссис Хэллоран отдала Эссексу шаль, подошла и встала за креслом мужа. – Попытайся не думать об этом, а то не заснешь.

– Он был моим сыном, – терпеливо объяснил Ричард.

Миссис Хэллоран склонилась вперед.

– Тебе не слишком жарко? Отодвинуть кресло подальше от огня?

– Не приставай к нему, – вмешалась тетя Фэнни и подняла карту к свету. – Ричард всегда сам принимал решения, Орианна, даже в том, что касается его собственного комфорта.

– Мистер Хэллоран всегда был таким сильным, – добавила мисс Огилви с нежностью.

– В день его рождения мы велели звонить в колокола над конюшней, – объяснил мистер Хэллоран тете Фэнни и мисс Огилви через всю комнату. – Жена предложила и сегодня позвонить – в качестве прощального жеста, – но я решил, что не стоит. Как ты считаешь, Фэнни?

– Ни в коем случае, – отрезала тетя Фэнни. – Вульгарная идея, разумеется. – Взглянув на миссис Хэллоран, она повторила: – Разумеется…

– Эссекс, – произнесла миссис Хэллоран, не двигаясь. – Пожалуй, и вправду стоит позвонить в колокола.

Бесшумной кошачьей походкой Эссекс пересек комнату и встал рядом, ожидая приказаний.