Arthur Conan Doyle - Английский язык с Шерлоком Холмсом. Первый сборник рассказов

(они были отличными вещами для наблюдения: «наблюдателя») — excellent for drawing the veil (прекрасным /способом/ чтобы сорвать завесу = обнажить) from men's motives and actions (с мужских побуждений и действий) . But for the trained reasoner (но для великолепного мыслителя) to admit such intrusions (допустить подобные вторжения; to admit — допускать, принимать) into his own delicate (в свой /собственный/ утонченный) and finely adjusted temperament (и четко налаженный характер) was to introduce a distracting factor (означало бы: «было бы» внести /туда/ отвлекающий фактор = смятение; to introduce — вносить, вводить) which might throw a doubt upon all his mental results (что могло бы внести неуверенность: «бросить сомнение» во все завоевания его разума: «умственные результаты»; to throw — кидать, бросать) . Grit in a sensitive instrument (песчинка в чувствительном инструменте) , or a crack in one of his own high-power lenses (или трещина в одной из его мощных линз) , would not be more disturbing (не были бы более беспокоящими) than a strong emotion in a nature such as his (чем сильное чувство для такого человека = типа, как он) . And yet (и все-таки) there was but one woman to him (для него существовала одна женщина: «/там/ была, однако, одна женщина») , and that woman was the late (и этой женщиной была покойная) Irene Adler, of dubious and questionable memory (/особа/ неясной и сомнительной репутации: «памяти») .

heard [hɜ:d], predominate [priˈdɒmineit], passion [ˈpæʃn], dubious [ˈdju:biǝs]

To Sherlock Holmes she is always THE woman. I have seldom heard him mention her under any other name. In his eyes she eclipses and predominates the whole of her sex. It was not that he felt any emotion akin to love for Irene Adler. All emotions, and that one particularly, were abhorrent to his cold, precise but admirably balanced mind. He was, I take it, the most perfect reasoning and observing machine that the world has seen, but as a lover he would have placed himself in a false position. He never spoke of the softer passions, save with a gibe and a sneer. They were admirable things for the observer — excellent for drawing the veil from men's motives and actions. But for the trained reasoner to admit such intrusions into his own delicate and finely adjusted temperament was to introduce a distracting factor which might throw a doubt upon all his mental results. Grit in a sensitive instrument, or a crack in one of his own high-power lenses, would not be more disturbing than a strong emotion in a nature such as his. And yet there was but one woman to him, and that woman was the late Irene Adler, of dubious and questionable memory.

I had seen little of Holmes lately (я редко виделся с Холмсом в последнее время; to see little of somebody — редко бывать в чьем-либо обществе) . My marriage (женитьба) had drifted us away (отдалила нас; to drift away — относить /ветром/) from each other (друг от друга) . My own complete happiness (моего личного безоблачного = полного счастья; happy — счастливый) , and the home-centred interests (и исключительно семейных = домашних интересов; to center — концентрироваться) which rise up around the man (которые возникают у: «вокруг» человека; to rise up — подниматься) who first finds himself master of his own establishment (который впервые находит себя господином своего собственного хозяйства = когда он впервые становится господином собственного домашнего очага; to find — находить) , were sufficient (/их/ было достаточно) to absorb all my attention (чтобы поглотить все мое внимание; to absorb — впитывать, всасывать) ; while Holmes (в то время как Холмс) , who loathed every form of society (который ненавидел все виды: «каждую форму» светской жизни; society — общество, свет) with his whole Bohemian soul (всей: «с всей» своей цыганской душой) , remained in our lodgings in Baker Street (оставался /жить/ в нашей квартире на Бейкер-стрит; to remain — остаться, пребывать на прежнем месте; lodgings — /снимаемые/ комнаты) , buried among his old books (окруженный: «зарытый среди» своими старыми книгами; to bury — хоронить, зарывать) , and alternating from week to week between cocaine and ambition (и чередуя недели: «от недели к неделе» кокаина и честолюбия = увлечения кокаином с /приступами/ честолюбия; between — между) , the drowsiness of the drug (дремотное состояние наркомана: «сонливость наркотика»; drowse — дремота) , and the fierce energy of his own keen nature (с яростной энергией его /собственной/ проницательной натуры; fierce — дикий, неудержимый) . He was still (тихий, спокойный) , as ever (как всегда) , deeply attracted by the study of crime (глубоко увлеченный расследованием преступлений; deep — глубокий; to study — изучать) , and occupied his immense faculties (и отдавал свои грандиозные способности; to occupy — занимать; immense — огромный: «безмерный») and extraordinary powers of observation (и необычайный дар: «удивительные силы» наблюдательности; to observe — наблюдать) in following out those clews (следуя /до конца/ тем нитям = поискам нитей; clew — нить, зацепка) , and clearing up those mysteries (и выяснению тех загадок; to clear up — прояснять; mystery — тайна) , which had been abandoned as hopeless (которые были признаны: «брошены» как безнадежные; to hope — надеяться) by the official police (официальной полицией) . From time to time (время от времени) I heard some vague account of his doings (я слышал /кое-какие/ смутные сообщения о его делах; account — счет, доклад) : of his summons to Odessa (о том, что его вызывают в Одессу; summons — судебная повестка) in the case of the Trepoff murder (в связи с убийством Трепова; in case of — в случае чего-либо) , of his clearing up of the singular tragedy of the Atkinson brothers (о его прояснении странной трагедии = о том, что ему удалось пролить свет на трагедию братьев Аткинсон) at Trincomalee, and finally (и наконец) of the mission which he had accomplished (о поручении, которое он выполнил; to accomplish — завершать, достигать) so delicately and successfully (так = исключительно тонко и удачно) for the reigning family of Holland (для королевского дома: «царствующей семьи» Нидерландов; to reign — править) . Beyond these signs of his activity (кроме = вне этих сведений о его деятельности; sign — знак, след) , however (как бы там ни было) , which I merely shared with all the readers (которые я только /лишь/ разделил со всеми читателями; to share — делить, распределять) of the daily press (ежедневной прессы) , I knew little of my former friend and companion (я знал мало о моем прежнем друге и товарище; to know; former — бывший, давний) .

marriage [ˈmærɪʤ], drowsiness [ˈdrauzinis], vague [veiɡ], clew [klu:]

I had seen little of Holmes lately. My marriage had drifted us away from each other. My own complete happiness, and the home-centred interests which rise up around the man who first finds himself master of his own establishment, were sufficient to absorb all my attention, while Holmes, who loathed every form of society with his whole Bohemian soul, remained in our lodgings in Baker Street, buried among his old books, and alternating from week to week between cocaine and ambition, the drowsiness of the drug, and the fierce energy of his own keen nature. He was still, as ever, deeply attracted by the study of crime, and occupied his immense faculties and extraordinary powers of observation in following out those clews, and clearing up those mysteries, which had been abandoned as hopeless by the official police. From time to time I heard some vague account of his doings: of his summons to Odessa in the case of the Trepoff murder, of his clearing up of the singular tragedy of the Atkinson brothers at Trincomalee, and finally of the mission which he had accomplished so delicately and successfully for the reigning family of Holland. Beyond these signs of his activity, however, which I merely shared with all the readers of the daily press, I knew little of my former friend and companion.

One night (однажды ночью) — it was on the twentieth of March, 1888 (это было двадцатого: «на двадцатое» марта 1888 года) — I was returning from a journey to a patient (я возвращался: «был возвращающимся» из поездки к пациенту = от пациента; journey — прогулка, путешествие) (for I had now returned to civil practice (так как я теперь вновь занялся частной практикой; to return — возвращаться; civil — частный, гражданский) , when my way led me through Baker Street (когда мой путь привел меня на: «через» Бейкер-стрит; to lead — управлять, вести) . As I passed the well-remembered door (когда я проходил мимо хорошо знакомой двери; to remember — вспоминать) , which must always be associated in my mind (которая должна всегда быть связанной = навсегда связана в моем уме; mind — разум, память) with my wooing (с моим сватовством; to woo — ухаживать) , and with the dark incidents of the Study in Scarlet (и с мрачными событиями «Этюда в багровых тонах»; dark — темный; study — монография, этюд) , I was seized with a keen desire (я был охвачен острым желанием; to seize — захватить, обуять) to see Holmes again (снова увидеть Холмса) , and to know how he was employing his extraordinary powers (и узнать, как он использует = над какими проблемами работают его выдающиеся силы = необычайный ум; to employ — нанимать, употреблять) . His rooms were brilliantly lit (его комнаты были ярко освещены; to light — освещать) , and, even as I looked up (/как раз когда/ я посмотрел вверх; to look up — поднимать глаза) , I saw his tall (увидел его высокую; to see) , spare figure (худощавую фигуру; spare — худощавый, скудный) pass twice in a dark silhouette against the blind (/которая/ прошла дважды в виде темного силуэта = темным силуэтом на шторах; against — напротив, рядом с) . He was pacing the room swiftly (он ходил: «был ходящим» по комнате стремительно; to pace — расхаживать) , eagerly (нетерпеливо; eager — жаждущий) , with his head sunk upon his chest (с головой, опущенной на грудь = опустив низко голову; to sink — падать, оседать) and his hands clasped behind him (и /его/ руками, сцепленными за ним = заложив руки за спину; to clasp — сжимать, обнимать) . To me (мне = для меня) , who knew his every mood and habit (который знал все его: «каждое» настроения и привычки; to know — знать) , his attitude and manner told their own story (его осанка и поведение рассказывали /их/ собственную историю = его движения и /внешний/ облик говорили о многом; to tell — рассказывать) . He was at work again (он принялся за работу снова; at work — в действии) . He had risen out of his drug-created dreams (он вышел из своих навеянных наркотиками грез; to rise out — подниматься над, выходить; drug — наркотик; to create — творить, вызывать; dream — сон, мечта) and was hot upon the scent of some new problem (и распутывал нити какой-то новой проблемы; scent — след, аромат) . I rang the bell (позвонил /в звонок/; to ring — звонить) and was shown up to the chamber (и был проведен = меня проводили в комнату; to show up — выявляться, проявиться) which had formerly been in part my own (которая когда-то была частично моей; former — бывший; in part — отчасти) .

Читать дальше