Анастасия Кильчевская - Убить нельзя простить!

«Нам не дано предугадать,

Как слово наше отзовется».

Ф. Тютчев

Пролог

Было чудесное сентябрьское утро, когда легкая, бодрящая прохлада обещала по-летнему теплый и ласковый день. Солнечные лучи уже проникали сквозь резную листву старых, ветвистых кленов, много лет растущих в городском парке. Следователь Поляковский медленно брел по дорожке, наслаждаясь тишиной, любуясь неповторимой красотой природы и лениво думал обо всем и ни о чем конкретном. Рядом бодро трусил английский бульдог Черчилль, заинтересованно поглядывающий по сторонам на людей, собак и птиц. На встречу им, пружинистой походкой, двигался молодой высокий парень с наушниками в ушах и с немецкой овчаркой на поводке. По дорожке бежала женщина средних лет, в ярком спортивном костюме и белых кроссовках, она с опаской покосилась на бульдога, который отродясь не носил намордников и, на всякий случай, свернула с дорожки, чтобы его обогнуть. На душе у Юрия было хорошо и спокойно, но тишину безмятежного утра грубо прервал бесцеремонный и вызывающе громкий звонок телефона.

Выслушав собеседника и тяжело вздохнув, Юрий сухо ответил:

– Все понял, уже еду.

А затем посмотрел на Черчилля и грустно сказал:

– Ну почему некоторым людям неймется? Такой дивный день! Живи и радуйся! Так нет, надо убивать друг друга, даже сегодня. Не понимаю.

Он пристегнул поводок к ошейнику собаки, и они направились к дому, возле которого стояла их машина.

– Ну, что поделаешь? Придется нам с тобой ехать и разбираться. Похоже, больше некому, да, Черчилль?

Небольшой дачный поселок Союза художников располагался в живописном месте, вблизи от города. Участки находились в сосновом лесу, расстояние между домами было довольно большим. Соседи мало что могли сказать о жизни друг друга. И если человек жил один, не слушал музыку и не жег костры, то зачастую, окружающие не могли знать находится он, в данное время, на даче или нет. Можно, конечно, ориентироваться на свет в окнах, но художники народ творческий, рассеянный. Вот Михаил Васильев, например, из тринадцатого дома, когда уехал прошлым летом в отпуск, то светильники не выключил в нескольких комнатах и свет горел две недели и днем, и ночью. Таким образом, со свидетелями здесь будет не просто, это Поляковский понял с первого взгляда.

А приехали они с Черчиллем в дом художника Смольского. На двадцать седьмой даче был обнаружен труп его единственного сына Станислава.

Старый хозяин умер в клинике три месяца назад в результате болезни сердца.

Мать Смольского ушла из жизни более десяти лет назад.

Погибшему Станиславу было сорок семь лет, он заведовал кафедрой иностранных языков в университете. Мужчина несколько дней назад, при падении, растянул связки левой ноги и в данный момент находился на больничном. Труп пролежал в доме около суток. На работе его не разыскивали, а тревогу забила супруга и только на следующий день. Элеонора Смольская была на восьмом месяце беременности и за руль уже не садилась, но, когда муж перестал выходить на связь она вынуждена была поехать к нему на дачу. Ключей от дома у нее не было, но калитка и входная дверь оказались не заперты.

Женщина вошла в дом и в столовой увидела супруга, лежащим на полу в луже запекшейся крови. Элеоноре стало плохо, она обессиленно опустилась рядом с мужем, облокотившись спиной о стену, слегка отдышалась и только после этого вызвала милицию. Еще раз взглянув на окровавленное тело супруга, женщина потеряла сознание. Прибывшие в дом милиционеры решили, что трупа два и даже не пытались оказать ей помощь в первые минуты.

Но тут женщина зашевелилась и ей помогли выйти на воздух. Она умылась холодной водой, села на скамейку у крыльца, где и дожидалась приезда скорой помощи.

Поляковский появился на даче после приезда следственной бригады. Оставив Черчилля, возле плачущей вдовы, он пошел в дом, чтобы осмотреть место преступления.

Дача была старая, добротная, сложенная из массивных, потемневших от времени, бревен. Внутренняя отделка не шикарная, но качественная и солидная. На стенах, во множественном числе, висели картины, написанные маслом. Среди них были и натюрморты, и пейзажи, и несколько портретов очень красивой женщины, в разных нарядах и интерьерах, по всей видимости это была супруга художника и мать Станислава. Юрий, конечно, не был экспертом в области живописи, но полотна показались ему очень интересными и достойными внимания.

Поляковский медленно прошел в столовую, где находился труп и уже во всю работал эксперт-криминалист.

Мужчина лежал на спине, раскинув ноги, а руками он пытался прикрывать лицо, вокруг головы была лужа запекшейся крови. Ему нанесли один удар по лицу тяжелым, старинным, бронзовым подсвечником на три свечи, который валялся неподалеку от трупа, с пятнами бурового цвета на завитушках.

В комнате сохранился идеальный порядок, все шкафы закрыты, ничего не сдвинуто с места.

На убитом были швейцарские часы, перстень из белого золота с бриллиантом и обручальное кольцо. В прихожей на комоде лежала барсетка мужчины, с ключами от квартиры, дачи, машины и рабочего кабинета, а также документами. В портмоне находилась не малая сумма денег, в том числе и в иностранной валюте, банковские карточки также остались на месте.

На подсвечнике отпечатки пальцев не обнаружили. А в доме были найдены «пальчики» хозяина и еще двух, пока не установленных, людей.

На круглом обеденном столе, покрытом белой скатертью, с ручной вышивкой по краю, в виде васильков и ромашек, стояли две изящные голубые чашки с блюдцами и кофейной гущей на дне. На одной из чашек остались следы не яркой помады и несколько четких отпечатков пальцев. Также была открытая коробка датского печенья, серебряная сахарница с тростниковым кусковым сахаром и красивыми щипцами для него, один пустой бокал и початая бутылка армянского коньяка.

Возле окна в кресле-качалке лежала раскрытая книга Чарльза Диккенса «Большие надежды», на языке оригинала, которую перед смертью читал покойный.

– А убитый был сибаритом, – подумал Поляковский, оглядевшись по сторонам.

– Наверное перед смертью профессор принимал даму, и она была либо за рулем, либо беременна, так как бокал на столе один, – сделал он вывод, который, впрочем, был и так очевиден.

Приехавшие врачи осмотрели вдову и предложили ей госпитализацию, но женщина наотрез отказалась.

– Благодарю, но мне уже лучше, и я останусь пока на даче. Возможно, милиции нужна будет моя помощь, – пояснила она медикам.

Поляковский вышел из дома осмотрелся по сторонам и увидел на скамейке вдову хозяина, а рядом с ней Черчилля. Женщина плакала и тихонько рассказывала что-то, постоянно вытирая глаза, а пес сидел рядом и внимательно смотрел на нее. Юрий направился к ним.