Андрей Орлов - Восемь розовых слонов

Одутловатому господину Баеву восемь лет назад… я чуть не икнул! – предъявляли обвинение в распространении детской порнографии. Возможно, не было распространения, да и не вязался образ «гробовщика» со столь порочным занятием. Заявление написала жена – отнюдь не образец верности и добродетели, она же забрала обратно, но жизнь человеку подпортила. Достопочтенная Римма Марковна до выхода на пенсию трудилась бухгалтером в крупном столичном универмаге и едва не пошла по делу казнокрадов. Вовремя выяснилось, что она ни в чем не виновата, в отличие от всех тех, кто ее окружал. Софья Моретти чуть не села в конце девяностых – за избиение женщины на квартире у последней. История была отвратительная, связанная с лесбийским треугольником, но виновная сторона откупилась. Потерпевшая не настаивала на возбуждении уголовного дела, видимо, не хотела размахивать грязным бельем…

Дама, завершившая список, в среду явилась на прием. Камера, установленная над дверью в гостиную, работала. Из чего явствовало, что оставаться тет-а-тет с клиенткой доктор Краузе побаивался. Впрочем, звук не шел. Я таращился в монитор на втором этаже и окуривал комнату. Дама была ощутимо в теле, особенно в части бюста, но назвать ее толстой было бы неправильно. Имелась в ней грация. Она одевалась неброско, немарко, хотя и не сказать, что дешево. Длинная юбка, строгий жакет, жесткие волосы спускались на плечи. Сессия продолжалась пятьдесят минут. Я видел в кадре лежащую на кушетке женщину, а в левом верхнем углу – размытый лик психоаналитика. Он постукивал карандашом по блокноту, поглядывал на часы. Посетительница что-то говорила, хмурилась – она не видела ни камеры, ни доктора. Постепенно лицо ее мрачнело, нещипаные брови сдвигались. Потом она села, продолжала говорить, не глядя на Краузе. Карандаш застыл, мутное око аналитика обрело осмысленность. Он явно насторожился. Продолжения не последовало. Доктор Краузе изобразил непереводимую гримасу, покосился на камеру, сунул руку под стол, и экран погас. Я пожал плечами и перебрался в Интернет.

К окончанию сессии я был на посту – в полумраке галереи второго этажа. Софья Моретти вышла из гостиной, виляя крепкими бедрами. Покосилась в черноту пролета (почему у всех такая отвратительная привычка?), направилась к двери, помахивая сумкой. Доктор Краузе ее не провожал – обычно он это делает, а потом бежит в закуток за дверью мыть руки. Хлопнула входная дверь – царица актов гражданского состояния удалилась. Я почувствовал какое-то неудобство. Скатился вниз, злорадно отмечая, что ступени начинают поскрипывать (доктор Краузе панически ненавидел скрип), стукнул в дверь из мутного стекла. Доктор молчал. Неудобство усилилось. Я распахнул дверь. Внутри никого не было. Холодок побежал по пояснице. Я вошел на цыпочках, осмотрелся. Скалился со стены абстрактный уродец, слизанный с шедевра Мунка. На стеклянном столике валялся блокнот, под столом – карандаш. Дверца бара была распахнута, внутри наблюдались разрушения. Я был уже порядком взвинчен. Вертел головой и обнаружил за шторой в глубине помещения утопленную в нишу дверь. Там я никогда не бывал и понятия не имел, что за дверью. С колотящимся сердцем я ворвался в плотно зашторенную комнатку. Помещение предназначалось для релаксации после изматывающих трудов. Неброский ковер, приглушенные тона, тумбочка с настольной «кремлевской» лампой, софа, крытая ворсистым покрывалом с абстрактной вязью. На тумбочке красовалась непочатая бутылка водки и граненый стакан (из стратегических запасов). Доктор Краузе в позе мертвеца, готового к захоронению, лежал на софе. Пятки вместе, носки врозь, руки скрещены на груди, глаза закрыты. В первое мгновение я так и подумал! Бросился к нему, он приоткрыл один глаз и недовольно проворчал:

– Война началась, Дмитрий Сергеевич?

– Да чтоб вас! – взорвался я, – Как не стыдно, Александр Петрович! Я решил, что вы скончались…

– Имелись основания для паники? – он принял сидячее положение и удивленно уставился на стакан – не погорячился ли?

– Обычно вы провожаете клиентов.

– Это хорошо, что вы беспокоитесь. Но плохо, что мешаете работать, – он не сорвался на крик, не то крикунов в этой конуре стало бы двое, – Я спросил у клиентки, не затруднит ли ее самостоятельно дойти до двери – она ответила, что не видит в этом проблем.

– Что-то случилось? Вы так быстро выключили запись, можно подумать, я могу читать по губам.

– Не знаю, – буркнул он, – Все мы где-то параноики… Помните текст анонимного послания? Упоминались неприятности, которые будут происходить с моими клиентами… – он замолчал, собираясь с мыслями.

– Развивайте мысль.

– О, как я ненавижу все сознательное… Реальная жизнь постоянно вторгается в работу. Мы проводили сеанс, она хмурилась и мрачнела – я сразу догадался, что у Моретти неприятности. Потом она рассказала, что на женщину, с которой она проживает, напали в подъезде вчера вечером. Бедняжка возвращалась с работы. Отобрали сумку с документами и деньгами, ударили затылком о стену и скрылись. Нападавшего она не видела – было темно. Вызвали скорую – женщине обработали рану на голове, и всю ночь она отвратительно себя чувствовала. В полицию дамы не обращались…

– Естественно, зачем дополнительная головная боль? В полицию без крайней нужды обращаться не стоит. Подумаешь, деньги и документы. Вы считаете, это не случайно? Как-то натянуто. Грабят везде – это вроде беспроигрышной лотереи.

– Но все равно неприятно, – вздохнул Краузе и зачем-то перевернул стакан донышком вверх – вроде как хватит, – Послушайте, вам больше заняться нечем? Человек расслабляется, зачем вы явились?

– Ах, простите, – извинился я, – Сожалею, что пекусь о вашей безопасности. Вы, кстати, в курсе про Моретти? Тринадцать лет назад она так разукрасила соперницу, что от несчастной остались только рожки, да ножки. Страстная натура, знаете ли.

– Вы наводите справки о моих клиентах? – прищурился Краузе, – Не припомню, чтобы отдавал такое распоряжение. Что вы позволяете себе, Дмитрий Сергеевич?

– Ах, простите еще раз, – я склонился в учтивом поклоне, – Впрочем, не припомню, чтобы в уставе нашей организации значился запрет на сбор общедоступной информации.

Я распахнул дверь, чтобы гордо удалиться… и чуть не поседел, когда из мрака выплыла и чуть не протаранила меня очередная особа женского пола – стройная, привлекательная, а, главное, несовершеннолетняя. Фото этого непорочного создания с золотистыми волосами стояло в рамочке в апартаментах Краузе.

– Господи, Алиса Александровна… – промямлил я, – Пугать вы уже научились. Дальше можно не учиться…

– Чем это вы тут занимаетесь? – дочь психоаналитика оттеснила меня и всунула нос в каморку. Скептически уставилась на ноги доктора (голову она не видела), бутылку водки, перевернутый стакан.