Екатерина Дорофеева - Тебя зовут Макс

Старшина о чем-то задумался, видимо о том, не нарушит ли он приказ, выпустив меня в коридор, потом устало сел на свой стул и махнул рукой:

– Давай, только быстро…

Я поблагодарил его и направился к умывальнику, который давно уже приметил напротив свое палаты, открыл кран, зачерпнул холодной воды и умылся. Как хорошо. Кажется, я тысячу лет уже так не делал. Над умывальником висело зеркало. Оно было совсем маленьким, с отколотым правым краем, но это не помешало мне увидеть свое отражение, которое смотрело на меня и издевалось. Конечно, я сейчас выражаюсь фигурально, галлюцинации меня, слава богу, не преследовали, но почему-то стало жутко. Дело в том, что внешне я представлял себя несколько иначе. Как именно – описать сейчас не возьмусь, но отражение в зеркале совершенно точно не совпадало с ожиданиями. Узкий прямой нос, тонкие скулы, глубоко посаженные глаза, морщинистый лоб и неприятный шрам на левой щеке. Да уж, зрелище, самому жутко, не то, что окружающим.

По коридору мимо меня пробежали Марина-кошка и молодой аспирант Василий. Они явно были чем-то озадачены. В руках Василия была большая медицинская сумка. Марина докладывала туда какие-то лекарства, кажется все подряд, какие только находила. Я окликнул ее.

– Марина, что случилось?

Марина на минуту замешкалась, а потом строго спросила, кто разрешил мне встать. По виду аспиранта было понятно, что ему предстоит совершить какой-то подвиг, но он не знает как его реализовать. От этого он покрывался красными пятнами. При этом горели даже его уши. Руки аспиранта тряслись, что было явно заметно даже на почтительном расстоянии, на котором я находился. Внутри меня заныло неприятное чувство. Я не намерен был отступать.

– Что случилось? – отчетливо повторил я свой вопрос.

Марина устало и обеспокоенно посмотрела на меня. Видно было, что информация каким-то образом имела ко мне отношение.

– Оперы на свалке работают, откуда вас привезли. Для Василича вашего «скорую» вызвали, говорят, умирает, а там собака не пускает никого к нему. Андрей Иванович с утра куда-то уехал, Ваську за главного оставил. Вот, поедет сейчас, на месте помощь оказывать. Собаку придется застрелить, если будет мешать. Хотя следователь, который к вам приходил, запрещает пока.

– Василич умирает?! Да как же так? И Тимура убивать нельзя. Никак нельзя! Еду с вами, – решительно обратился я к Василию.

Передо мной встал охранник.

– Это исключено. Возвращайтесь в палату. У меня приказ.

– Сержант, да пойми ты, что сейчас хороший человек умирает. Я могу помочь, я собаку знаю, он меня послушает. Ну, хочешь, позвони Михайлюку, спроси у него разрешения.

Сержант кивнул головой и набрал номер.

– Егор Александрович, разрешите обратиться… Тут…Подозреваемый просится к вам помочь с собакой…Очень настаивает…Никак нет…Да, хорошо, сделаю.

Сержант закончил разговор, а мы втроем неотрывно смотрели за ним.

– Собирайтесь. Только без глупостей. Я еду с вами.

Василий, кажется, облегченно вздохнул и посмотрел на меня с какой-то надеждой и благодарностью. Марина была обеспокоенной.

– Андрей Иванович, меня убьет. Он даже вставать вам запретил, а вы куда-то ехать собираетесь…

– С Андреем Ивановичем я сам разберусь. Марина, поймите, этот человек мне жизнь спас. Я должен.

Марина обреченно вздохнула и протянула мне зимний рабочий костюм.

– Вот…Наденьте пока этот…Вашу одежду на экспертизу забрали.

Я схватил одежду и надел ее прямо в коридоре. Голова ужасно болела, но я предусмотрительно об этом умолчал. Однако Марина что-то заметила или почувствовала и протянула мне таблетку. Я, молча, поблагодарил ее взглядом за понимание и повернулся к сержанту.

– Готов. Едем.

На улице нас уже ждала машина. Мы быстро загрузились в нее и поехали. Дорога к свалке показалась мне вечностью. Уже не помню точно, но, по-моему, когда мы приехали на место, я выпрыгнул из машины на ходу. Недалеко от себя я увидел капитана Михайлюка, который никого не пускал ни к Василичу, ни к Тимуру. Я подумал, что не плохой он человек. Мы встретились с ним глазами, и он отошел в сторону, пропуская меня внутрь сарая. Василич лежал на спине. Его лицо было одутловатым, какого-то землистого оттенка, а кожа вокруг губ приобрела характерный синюшный цвет.

– Василич, миленький, – бросился я к нему от порога.

Тимур преградил мне путь. Он не был ко мне враждебен, но всем своим видом показывал, что не даст подойти к своему хозяину. Я сел возле него и заглянул к нему в глаза.

– Тимур, ты же умный пес. Пойми, Василич умирает. Ему можно помочь только в больнице. Он и мой друг тоже. Помоги ему, пожалуйста.

Тимур упрямо стоял возле кровати Василича, но что-то в его поведении изменилось. Он смотрел то на меня, то на Василича, потом вдруг завыл и отскочил в сторону. Я смог подойти ближе к кровати. Василич был без сознания и делал слабые судорожные вдохи. Его шея раздулась так, что на поверхности отчетливо проступали вены.

– Давайте носилки, срочно, – крикнул я за дверь.

В сарай опасливо заглянул Василий, следом зашли два санитара и начали перекладывать Василича на носилки. Я посмотрел на Тимура. В его глазах стояли настоящие человеческие слезы. Он тихо поскуливал, наблюдая за тем, как увозят его хозяина. Я подошел к нему и обнял.

– Тимур, все будет хорошо. Слово тебе даю.

Тимур уткнулся в мою ладонь влажным носом, а я подумал, что все бы отдал за то, чтобы Василич выжил. За происходящим от дверей наблюдал Егор. В его сознании все смешалось. Он понимал, что я единственный подозреваемый в нелегком расследовании, но не мог отделаться от чувства, что пропитывается некой симпатией ко мне. Тем временем Василича уже загрузили в «скорую». Все ждали только меня. Я еще раз погладил Тимура и закрыл за собой дверь. Тимур остался один. Мы отъезжали, а я слышал его продолжительный жалобный вой.

Я ехал рядом с Василичем, не сводя с него глаз. Его дыхание с каждым разом становилось слабее и, вдруг, остановилось. Мое сердце бешено заколотилось. Я не мог дать ему вот так просто умереть…

– Док, сделай хоть что-нибудь! – закричал я.

Капитан Михайлюк и молодой старшина ехали с нами в одной машине. Вид у всех был крайне растерянный. За «скорой» бежал из последних сил Тимур. Он вдруг остановился и завыл. Аспирант пытался что-то набрать в шприц, не особо рассчитывая на какой-либо результат, что явно читалось в его глазах.

– Скальпель! Быстро! – зачем-то закричал я, не понимая, что собираюсь делать.

Василий покопался в сумке, достал инструмент и протянул мне. Дорогу преградил сержант.

– Он же убийца! Что вы делаете?! Это наш свидетель.

Вид его был глупым. Василич и так уже умер. Каждый, кто находился в машине, это понимал.