Гастон Леру - Тайна желтой комнаты. Заколдованное кресло

Вопрос . Совсем ничего?.. Вы не представляете себе, каким образом убийца убежал из вашей комнаты?

Ответ . Понятия не имею… Я ничего больше не знаю. Разве после смерти знаешь, что происходит вокруг тебя?!

Вопрос . Этот мужчина был высокий или маленького роста?

Ответ . Я видела одну только тень, она показалась мне огромной…

Вопрос . Вы не можете сообщить нам никаких дополнительных примет?

Ответ. Сударь, я ничего больше не знаю. Какой-то мужчина набросился на меня, я в него выстрелила… Больше мне нечего вам сказать…

На этом заканчивался допрос мадемуазель Станжерсон. Жозеф Рультабий терпеливо дожидался господина Робера Дарзака. И тот не замедлил появиться.

Он слушал допрос в комнате, прилегающей к спальне мадемуазель Станжерсон, и передал его нашему другу с большой точностью, запомнив все до последней мелочи, но главное, что меня опять поразило, – это его покорность. Благодаря записям, сделанным им наспех карандашом, он сумел почти дословно воспроизвести все вопросы и ответы.

По правде говоря, господин Дарзак похож был на секретаря моего юного друга и вел себя так, словно ни в чем не мог отказать ему. Даже более того, казалось, будто он работает на него.

Закрытое окно поразило репортера точно так же, как и судебного следователя. Кроме того, Рультабий попросил господина Дарзака повторить ему еще раз весь распорядок этого трагического дня в том виде, в каком мадемуазель Станжерсон и господин Станжерсон восстановили его для следователя. Его в высшей степени заинтересовало то обстоятельство, что они ужинали в лаборатории, и он попросил господина Дарзака дважды повторить, чтобы исключить любые сомнения, то место допроса, где выяснилось, что один только лесник знал о том, что профессор с дочерью будут ужинать в лаборатории, и каким именно образом лесник узнал об этом.

Когда господин Дарзак умолк, я заметил:

– Ну и допрос! Не слишком-то он продвинул дело.

– Да, – согласился господин Дарзак, – теперь, пожалуй, все еще больше запуталось.

– Нет, загадка проясняется, – задумчиво произнес Рультабий.

Втроем мы двинулись к флигелю. В сотне метров от здания репортер остановил нас и, указав на купу деревьев справа, сказал:

– Вот откуда вышел убийца, когда тайком пробирался во флигель.

И так как между огромными дубами были и другие похожие на эту купы деревьев, я спросил, почему убийца выбрал именно эту, а не какую-нибудь иную. Рультабий обратил наше внимание на тропинку, проходившую мимо этих деревьев, которая вела прямо к двери флигеля:

– Как видите, тропинка усыпана гравием. Злодей неизбежно должен был пройти здесь, потому что на мягкой земле его следов, ведущих во флигель , не обнаружено. А ведь у этого человека нет крыльев. Он, конечно, шел, но ступал по гравию, на котором не остается следов от ботинок. Впрочем, этот гравий топтало множество ног, ведь тропинка ведет напрямик от флигеля к замку. Ну а заросли эти состоят из деревьев, покрытых зеленью даже в холодное время года, – видите, тут лавр и бересклет, – и потому убийца мог спокойно укрыться среди них, дожидаясь подходящего момента, чтобы пробраться во флигель. Спрятавшись здесь, преступник наверняка видел, как вышли господин и мадемуазель Станжерсоны, а затем и папаша Жак. Гравий на дорожке, идущей от вестибюля, доходит почти до окна. Следы человека, которые мы только что видели, петляют параллельно стене – я их уже заметил раньше; они свидетельствуют о том, что ему надо было сделать всего-то два шага, чтобы очутиться у окна прихожей, оставленного открытым папашей Жаком. И там ему ничего не стоило подтянуться на руках и оказаться в прихожей.

– В конце концов, это вполне допустимо! – заметил я.

– «В конце концов, в конце концов»! Почему это в конце концов? – вскипел вдруг Рультабий, охваченный праведным гневом, который я нечаянно спровоцировал. – Почему вы так говорите – «В конце концов, это вполне допустимо»?

Я умолял его не сердиться, но он уже вышел из себя и ничего не желал слушать, заявив, что обожает благоразумных и вечно во всем сомневающихся людей (вроде меня, конечно), которые исподволь, с подходцем приступают к рассмотрению простейших проблем, никогда не решаясь твердо сказать «да» или «нет», так что в конечном счете все их рассуждения приводят к довольно плачевному результату, причем добиться его было бы несложно и в том случае, если бы природа забыла наделить их черепную коробку хоть малой толикой серого вещества. Я даже несколько обиделся, тогда мой юный друг взял меня под руку и примирительно сказал, что имел в виду вовсе не меня и что не следует забывать о том исключительном уважении, которое он ко мне питает.

– Но согласитесь, – продолжал он, – это же граничит с преступлением – не рассуждать логично, наверняка, когда есть такая возможность! Если я в своих умозаключениях не буду опираться на гравий, мне останется уповать на воздушный шар! А наука управляемого воздухоплавания, мой дорогой, еще недостаточно развита, чтобы я включил в игру своего воображения убийцу, который падает с неба! Поэтому не стоит говорить, что та или иная вещь возможна или допустима, когда попросту немыслимо, чтобы дело обстояло иначе. Итак, теперь мы знаем, каким образом человек пролез в окно, знаем мы также и то, в какой именно момент он вошел. Он совершил это во время прогулки господина Станжерсона с дочерью, между пятью и шестью часами. Факт присутствия в лаборатории горничной, только что закончившей уборку Желтой комнаты , в момент возвращения профессора с дочерью в половине второго позволяет нам утверждать, что в это самое время убийцы в комнате под кроватью еще не было, если, конечно, исключить версию соучастия горничной. Что вы на это скажете, господин Робер Дарзак?

Господин Дарзак покачал головой, заявив, что он абсолютно уверен в горничной мадемуазель Станжерсон, что это очень честная и очень преданная служанка.

– Да и потом, в пять часов господин Станжерсон входил в комнату за шляпой дочери! – добавил он.

– Это и впрямь немаловажный факт, – подтвердил Рультабий.

– Убийца, следовательно, влез через окно в тот момент, о котором вы говорите, – заметил я. – Допустим. Почему же в таком случае он закрыл окно, ведь это неизбежно должно было привлечь внимание тех, кто оставил его открытым?

– Вполне вероятно, что окно закрыли не сразу, – ответил юный репортер. – И если убийца действительно закрыл окно, то закрыл он его из-за петли, которую делает тропинка, посыпанная гравием, в двадцати пяти метрах от флигеля, а еще из-за трех дубов, растущих в этом месте .

– Что вы хотите этим сказать? – спросил господин Робер Дарзак, не отстававший от нас ни на шаг и жадно внимавший Рультабию.