Гастон Леру - Тайна желтой комнаты. Заколдованное кресло

– Ну наконец-то, матушка Молитва! Долгонько же мы вас не видели, – сказал хозяин.

– Я очень хворала, чуть было не померла, – ответила старуха. – Нет ли у вас, случаем, каких-нибудь объедков для Божьей твари?

И она переступила порог харчевни, а следом за ней вошел огромный кот – я даже не подозревал, что существуют такие большие коты. Тварь глянула на нас и испустила такое отчаянное мяуканье, что у меня мурашки побежали по спине. Никогда в жизни не слыхивал я столь отвратительного, мрачного крика.

Словно привлеченный им, за старухой вошел «зеленый человек». Он поздоровался с нами, приложив руку к своей фуражке, и уселся за соседний стол.

– Дайте мне стакан сидра, папаша Матье.

Едва «зеленый человек» переступил порог, папаша Матье так и вскинулся навстречу вновь прибывшему, однако, сдержав себя, ответил:

– Сидра больше нет, последние бутылки я отдал этим господам.

– Тогда дайте мне стакан белого вина, – не выразив ни малейшего удивления, попросил «зеленый человек».

– Белого вина тоже нет, вообще ничего больше нет! – И папаша Матье глухо повторил: – Ничего больше нет!

– Как поживает госпожа Матье?

Услышав эти слова, произнесенные «зеленым человеком», хозяин харчевни сжал кулаки и повернулся к нему с таким свирепым выражением лица, что я подумал: сейчас он его ударит, но папаша Матье просто сказал:

– Спасибо, хорошо.

Итак, молодая женщина с большими нежными глазами, которую мы только что видели, была супругой этого отвратительного, неотесанного грубияна, чьи физические недостатки перекрывались изъяном морального порядка: дикой ревностью.

Хлопнув дверью, хозяин харчевни вышел из комнаты. Матушка Молитва по-прежнему стояла, опершись на свою палку, а кот сидел у ее ног.

– Вы, верно, болели, матушка Молитва, вас не было видно около недели, – сказал «зеленый человек».

– Да, господин лесник. Я поднималась всего раза три, чтобы помолиться святой Женевьеве, нашей милостивой заступнице, а в остатнее время лежала на постели. И никто не ухаживал за мной, кроме Божьей твари!

– А кот не отходил от вас?

– Ни днем ни ночью.

– Вы в этом уверены?

– Как в райской жизни.

– В таком случае как же так получилось, матушка Молитва, что в ночь преступления все слышали крик вашей Божьей твари?

Матушка Молитва подошла к леснику вплотную и ударила о пол палкой:

– Знать ничего не знаю. Только вот что запомни: нет в мире другой такой твари, чтобы так вопить… А представь себе: в ночь преступления я тоже слышала с улицы крик Божьей твари, но ведь кот-то сидел у меня на коленях, господин лесник, и он ни разу не мяукнул, клянусь тебе. И веришь ли, когда я это услышала, я даже перекрестилась, словно учуяла самого дьявола!

Я не спускал глаз с лесника, когда он задавал свой последний вопрос, и вряд ли ошибусь, если скажу, что заметил на его лице гнусную, насмешливую улыбочку.

В этот момент до нас донеслись пронзительные крики. Нам даже показалось, что слышатся глухие удары, словно кого-то били, колотили изо всех сил. «Зеленый человек» встал и решительно шагнул к двери, находившейся рядом с камином, но дверь сама распахнулась, и появившийся на пороге хозяин харчевни заявил:

– Не бойтесь, господин лесник, это у моей жены зубы болят! – И он усмехнулся. – Держите, матушка Молитва, вот требуха для вашего кота, – протянул он старухе пакет.

Та с жадностью схватила его и поспешно удалилась со своим неразлучным животным.

– Так вы ничего не хотите мне налить? – спросил «зеленый человек».

Папаша Матье уже не в силах был сдерживать свою неприязнь:

– Нет для вас ничего! И не будет. Ничего и никогда! Ступайте прочь!

«Зеленый человек» невозмутимо набил свою трубку, раскурил ее и, отвесив нам поклон, вышел. Едва он успел ступить за порог, как Матье захлопнул за ним дверь и, повернувшись к нам, с налитыми кровью глазами, с пеной у рта просипел, угрожая кулаком этой двери, только что закрывшейся за ненавистным ему человеком:

– Уж не знаю, кто вы есть, вы, который пришли ко мне со словами: «Теперь самое время отведать свежатинки», но если вам интересно мое мнение, я скажу: вот он, убийца! – С этими словами папаша Матье тут же покинул нас.

Вернувшись к очагу, Рультабий произнес:

– Ну а теперь пора жарить наш бифштекс. Как вы находите сидр? На мой вкус, хорош, я такой люблю.

В тот день мы больше не видели папашу Матье, гробовое молчание царило в харчевне, когда мы оттуда уходили, оставив на столе пять франков в уплату за наше пиршество.

Рультабий тут же заставил меня отмахать с милю, чтобы обойти владения профессора Станжерсона. Минут десять он простоял у начала маленькой, почерневшей от угольной пыли дорожки, проходившей мимо шалашей угольщиков, расположенных в той части леса святой Женевьевы, которая прилегает к дороге, идущей из Эпине в Корбе, сообщив мне, что убийца наверняка прошел здесь – принимая во внимание состояние его грубых башмаков, – прежде чем проник на территорию поместья и спрятался в зарослях.

– Так вы не думаете, что лесник замешан в этом деле? – спросил я.

– Посмотрим, – ответил он. – То, что говорил о нем хозяин харчевни, нисколько не волнует меня. Он нес эту чушь со зла. И в «Донжон» я вас водил вовсе не из-за «зеленого человека».

Сказав это, Рультабий с большими предосторожностями проскользнул – и я вслед за ним – к строению возле самой ограды, служившему жилищем сторожу и его жене, арестованным в то утро. Через заднее слуховое окошко, оставшееся незакрытым, он с поразившей меня ловкостью пробрался в домик и через каких-нибудь десять минут уже вылез оттуда, вымолвив при этом всего два слова, которые в его устах так много означали:

– Вот черт!

Мы уже направились в замок, когда около ворот началась непонятная суета. Прибыл какой-то экипаж, и из замка вышли встречать его. Указав на человека, вылезавшего из экипажа, Рультабий сказал:

– Это начальник полиции. Сейчас мы увидим, на что способен Фредерик Ларсан и чем он лучше других…

За экипажем начальника полиции следовали еще три экипажа, битком набитые журналистами, которым не терпелось проникнуть в парк. Тогда у ворот поставили двух жандармов, чтобы те никого не пускали. Начальник полиции успокоил журналистов, пообещав в тот же вечер сообщить прессе все возможные сведения – при условии, если это не повредит ходу следствия.

Средь множества бумаг, документов, мемуаров, газетных вырезок, следственных материалов относительно тайны Желтой комнаты, которыми я располагаю, есть одна любопытнейшая вещь. Это знаменитое описание допроса всех причастных к этому делу, состоявшегося в тот день после полудня в лаборатории профессора Станжерсона в присутствии начальника полиции. Свидетельством этим мы обязаны перу господина Малена, судейского секретаря, который, подобно судебному следователю, предавался на досуге литературным трудам. Описание должно было войти в книгу под названием «Мои допросы», которая так никогда и не увидела света. Мне передал его сам секретарь вскоре после неслыханной развязки этого процесса, единственного в своем роде во всей судебной летописи.